В начале апреля закрылась последняя нацистская газета «Фёлькишер беобахтер» («Народный обозреватель»), и Геббельс создал четырехстраничную газету «Дер панцербер» («Бронированный медведь»), которая продержалась всего шесть дней. Берлин умирал. Мусор и человеческие экскременты скапливались на улицах. Еды и воды не хватало, а транспорта почти не было. Берлинский телеграф закрылся впервые за свою столетнюю историю. Городская железнодорожная сеть, по которой солдаты рейха отправлялись на две мировые войны, превратилась в груду развалин, а голод и страх довели немецкий народ, известный склонностью к порядку и дисциплине, до отчаяния. Женщина, посетившая универмаг «Карстадт», была потрясена хаосом. «Все толкались и пинали друг друга, чтобы пройти через двери. Очередей больше не было… люди просто хватали все подряд. В отделе продовольствия пол был покрыт слоем сгущенного молока, мармелада, лапши и меда толщиной в несколько сантиметров. Когда служащий закричал: „На выход! На выход!“, толпа не обратила на него внимания и продолжила сметать с полок пальто, платья, обувь. Когда другой служащий выхватил у мальчика коробку конфет, мальчик сначала заплакал, затем взял себя в руки и сказал: „Я собираюсь достать еще одну“, – и он это сделал».

Когда Красная армия затянула петлю вокруг Берлина, жизнь в убежищах города напоминала XVIII век. В бункере Анхальтер возле главного железнодорожного вокзала Берлина вышел из строя водопровод, и единственным источником питьевой воды для 12 тысяч жителей бункера стал насос на вокзале. Он находился достаточно далеко от бункера, и у снайперов было время как следует прицелиться. Задача обеспечить убежище водой выпала на долю самых молодых его обитателей, в основном молодых женщин. Многие были убиты, бегая туда-сюда между станцией и бункером. Но те, кто выжил, заслужили благодарность мужчин и женщин, которые были слишком слабы или напуганы, чтобы самим ходить за водой. В основном немецкий офицерский корпус оставался верным Гитлеру, но с появлением Красной армии на улицах столицы офицеры и рядовые в равной степени искали способы совместить свое желание сдаться с чувством долга перед Родиной.

Утром 24 апреля, когда хватка Красной армии стала еще крепче, Траудль Юнге написала в своем дневнике: «Гитлер удалился в свою комнату и никого не желает видеть». Тем временем в конференц-зале в другой части бункера старшие офицеры изучали карту улиц Берлина и обсуждали спасательные операции. «Фюрера это больше не интересует, – отметила Юнге, – но Генеральный штаб не сдается. Предполагается, что какая-то армия под командованием генерала Венка движется на запад. <…> Так что, если Венку прикажут вернуться и штурмовать Берлин, мы сможем спастись».