Она едет на юбилей, чтобы подцепить там симпатичного принца… Кто-то сказал, что билеты на эти места продают за три гинеи… Слава богу, все остальные будут смотреть на шествие, украшения, иллюминацию и прочую чепуху… Я хочу пойти только потому, что это весело. Мне было бы стыдно глазеть вместе со всеми на королевскую семью, но ночью это совсем другое дело. Будет замечательно, на улицах остановят всё движение… И знаете, в конце концов, это же историческое событие. В 3000 году его будут спрашивать на экзаменах, и какой-нибудь бедолага наверняка срежется, потому что не вспомнит дату… Ну какое мне дело до королевы? Ты хочешь поехать? Конечно, не для того, чтобы увидеть ее величество, — она интересует меня так же мало, как и тебя… Я не думала, что ты интересуешься такими вещами. Я думала, ты выше этого… Ты слышал, что Нэнси хочет завтра вечером идти смотреть парад вместе со всяким сбродом?.. Я смотрю на это так. Это праздник в честь пятидесятилетия правления королевы Виктории — да, но в то же время это нечто большее. Это праздник в честь пятидесятилетия прогресса. Национального прогресса, не имеющего прецедентов в истории человечества.
Большинство людей хорошо представляло, в каком направлении двигаются события. «До триумфа славной Демократии осталось совсем не долго, — говорили они. — В конце концов, народ сегодня главный». На страницах романа звучит множество характерных выражений того времени: «Держи ухо востро», «Соображаешь?», «Характер у него просто отвратный», «Ох, ну какая же ты глупышка», «Эй, гляди веселей!», «Что у нас новенького?». Поклонник назывался «ухажер». Красивые мужчины или женщины — «шикарными».
Гиссинг описывает празднование юбилея глазами улицы: «В Камберуэлл-Грин они смешались с беспорядочной веселой толпой, которая текла куда-то под грохот кэбов и омнибусов и звон трамвайных колокольчиков. Пабы распространяли в горячем воздухе алкогольные ароматы». Вокруг живо обсуждали происходящее: «Женщина, стоявшая рядом с ней, громко высказывала свое мнение о процессии, уделяя особенное внимание персонажу, которого она называла “Хитрюга принц Вельский”». В толпе вспыхивает спор: «Мы не позволим пьяной мерзавке вроде тебя так отзываться о ее величестве». Герои напевают новейшие куплеты из репертуара мюзик-холлов, но в них чаще слышится не юмор, а пафос. «Та-та».
26 «Паук-сенокосец»
26
«Паук-сенокосец»
Гладстон объединял правительство Солсбери намного эффективнее, чем любой торийский вельможа. Пока он решительно и непреклонно следовал за своей мечтой (или ловил ускользающее видение), добиваясь самоуправления для Ирландии, правительство старалось не допустить его к власти, прочно удерживая его на занимаемых им позициях. По крайней мере, так было в теории. Солсбери по-прежнему вел себя несколько отстраненно, демонстрируя не то пессимизм, не то цинизм (на этот счет мнения различались) и природное отвращение к любым изменениям с естественно вытекающей из этого неприязнью к социальным реформам и социальным реформаторам. Однако именно его правительство провело ряд законов, которые кардинал Мэннинг назвал самыми радикальными начиная с 1830-х годов.