Светлый фон

Манфред смотрел на подвижную челюсть координатора и чиркал зажигалкой, чтобы чем то занять подрагивающие от утомления пальцы:

— А не проще ли, герр координатор, поведать об этом русским. Они ведь тогда вообще не передадут арабам бомбу?

— Исключено. Они решат, что это деза, только подтверждающая правильность их игры. К тому же наши агенты в Ираке будут уничтожены, так как, узнав об утечке информации, Саддам тут же вычислит всех людей, причастных к ядерной программе.

Манфред согласно кивнул:

— А почему вы мне все это рассказываете, вдруг я агент Москвы?

Фон Толль откровенно рассмеялся и вдруг, мгновенно став серьезным, сказал:

— Вам никто не поверит, фон Фогельвейде. А говорю я вам об этом для того, чтобы вы прониклись ответственностью и важностью возложенной на вас задачи.

— Я солдат, я привык выполнять свой долг без дополнительных стимулов, — оскорбился Манфред, задирая подбородок, — только почему этим должны заниматься мои люди? Факты установлены. Дальше пусть работает разведка. Им за это деньги платят.

— Вот вот. Вы сейчас как на снимке из вашего личного дела. Там вы сидите на пушке Т III и смотрите на развалины Сталинграда, — сухо отрезал фон Толь.

— Там даже такое есть?

— А как вы думали… Итак, на этом закончим беседу. Разведка ушла на крыло. Они не хотят влезать в это дело. Они считают, это все блеф, с начала и до конца. КРВТ, мол, это дело придумало, КРВТ пускай и занимается. Поэтому вам, Манфред, соскочить с подножки не удастся. Даже и не думайте. Это все уже имеет форму приказа. Ваш самолет вылетает в девять двадцать вечера. Внизу уже ждет автобус. У вас есть сорок минут на сборы. Позвоните жене, поговорите с детьми, попрощайтесь, с кем найдете нужным, отдайте распоряжения своему заместителю по «Арденн», в общем, готовьтесь! — Координатор встал, застегнул пуговицу пиджака, посмотрел на часы и, будто соглашаясь сам с собой, добавил: — Да, сорок минут.

Вскоре после ухода фон Толля в номер шумно ввалились Фритц, Николь, Фромм и Кранке, но, увидев нахмуренного шефа, озабоченно набирающего свой боннский номер, притихли и принялись, сосредоточенно пыхтя, таскать вещи вниз, в автобус.

Водитель, Гюнтер Ольбрихт, добродушный великан, которого сотрудники КРВТ комиссии прозвали Мальчик Дылда, стоял в коридоре и в шутку подгонял оперативников, изображая рабовладельца на плантациях. Спустившись в холл, Манфред нос к носу столкнулся с полицейским нарядом, спешащим к лифту. За ними с ответственным выражением лица шел портье. Увидев Манфреда живым и невредимым, он будто расстроился: именно это чувство было написано на его узком, как у рыбы, лице.