— Мы решили развести Мантуана Мантуановича с женой, — заявляет Инна. — Это был неудачный брак. Она его совсем не понимает.

— Да с чего вы это взяли?

— Так сказала нам лифтерша.

Инну и ее подруг вызвали в комсомольский комитет, предупредили. Но девушка и на этот раз не сделала для себя нужных выводов. Наоборот, в своем дневнике Инна с гордостью записала: “Пострадала за Мантуана Мантуановича. Получила по комсомольской линии строгий выговор с предупреждением”».

В конце концов, Инну уволили — на две недели она уехала в Ленинград, вслед за Мантуаном Мантуановичем, отправившимся петь в «Риголетто». Из комсомола ее погнали. Жанр советского фельетона предусматривал в конце и конкретные указующие выводы из ситуации. Здесь вывод был таков: «У Шаляпина тоже были поклонницы. В эту категорию театральных кликуш входили истеричные гимназистки, богатые бездельники и всякие прочие представители так называемой “золотой” молодежи. Но ведь сейчас другое время… А что если комсомольскому комитету Большого театра взять и собрать всех завсегдатаев театрального подъезда и объяснить им, что коллекционирование фотографий и калош никакого отношения к искусству не имеет, что это самая настоящая блажь, достойная истеричных гимназисток, а не советских девушек. А докладчиком на это собеседование следовало бы пригласить такого авторитетного в театре человека, как Мантуан Мантуанович. Кто-кто, а ведь он испытывает больше всего неудобств от чрезмерного “обожания” со стороны секты “одержимых”».

Фельетон был опубликован в 1951 году в «Правде», и ряд фактов в нем явно укладывается в биографическую канву Лемешева — развод с Масленниковой и поездки в Ленинград, где он познакомился с Кудрявцевой, на которой вскоре и женился. Но вряд ли Сергей Яковлевич стал бы выступать на комсомольском собрании, укоряя «сырих» за навязчивость, вот если бы это были поклонницы Ивана Семеновича… Но его биографии фельетонист коснулся уже в следующем своем сочинении, о котором мы подробно рассказали во второй главе.

Артисты — люди творческие, рефлексирующие. Тонкая душевная организация большей части из них не совместима с деловой хваткой, позволяющей иметь стальные нервы-канаты. И потому не менее острую боль, чем залетевший на сцену веник, причиняют слова. Окончание вокальной карьеры Валерии Барсовой в Большом театре произошло при драматических обстоятельствах. Это было во время войны. Перешагнувшая полувековой рубеж Барсова пела еще хорошо, но заметно располнела, достигнув солидной корпуленции. И при этом она исполняла роль молодой обольстительницы-куртизанки Виолетты в «Травиате». Шел третий акт оперы, в котором главная героиня, умирая от чахотки, произносит: «Должна писать Альфреду». Вдруг какой-то зритель с галерки крикнул на весь зал: «Ты жива еще, моя старушка?!» Барсова остолбенела. «Вся публика в зале ахнула, но потом раздался страшный хохот. Валерия Владимировна нашла в себе силы и мужество, чтобы закончить сцену, а потом разрыдалась», — вспоминал Иван Петров. Это была ее последняя «Травиата»…[109]