Посещавшие Большой театр зрители занимали в зале места согласно купленным билетам. Однако есть в театре одно место, купить билет на которое нельзя было ни тогда, ни теперь. Находится оно в царской ложе, изначально предназначавшейся для императорской семьи. Естественно, что зачастую ложа пустовала, поскольку цари наезжали в Первопрестольную нечасто, обычно два-три раза в год. Хорошей традицией стало посещение Большого театра в дни коронационных торжеств — даже если очередной монарх из рода Романовых не любил оперу или балет, хочешь не хочешь, а в царской ложе быть обязан. Это было редко, но точно.

Так произошло в августе 1856 года, когда по случаю восхождения на трон Большой театр осчастливили своим посещением новоявленный император Александр II с супругой Марией Александровной, дабы из царской ложи насладиться оперой Гаэтано Доницетти «Любовный напиток» и балетом Цезаря Пуни «Маркитантка». Танцевали приглашенные иностранцы, французы и итальянки, в том числе популярная в XIX веке Фанни Черрито (почти как Плисецкая, только получше). Все повторилось через 17 лет, когда в мае 1883 года в Москву приехал на коронацию весь царский двор во главе с Александром III и Марией Федоровной. Императорская чета появилась в царской ложе, откуда наблюдала за избранными сценами из оперы Михаила Глинки «Жизнь за царя». Пели русские артисты, что было весьма символично для «самого русского царя», закончилось действо ожидаемо — гимном «Боже, царя храни!». Затем очередное историческое посещение царской ложи случилось в 1896 году, когда в Успенском соборе короновался Николай II…

Само нахождение в царской ложе обозначает недосягаемый статус ее зрителя, так же как шапка Мономаха и президентский штандарт. Это некая регалия власти, причем неприкосновенная. Лишение ее равносильно потере властных полномочий. Однажды московский генерал-губернатор Арсений Андреевич Закревский даже пожаловался в Санкт-Петербург, когда его ни за что ни про что попытались усадить не в положенную ему ложу-бенуар, причисляемую к императорским, а в обычную. Возможность посмотреть спектакль из обычной ложи он расценил как оскорбление. В 1851 году обиженный Закревский обращается к директору Санкт-Петербургских императорских театров Александру Михайловичу Гедеонову со следующим посланием:

«Понятия московской и петербургской публики о звании военного генерал-губернатора совершенно различны. В Москве военный генерал-губернатор есть представитель власти, в Петербурге много властей выше его. Ложа-бенуар в Большом театре, отчисляемая ныне к императорским ложам, состояла всегда в распоряжении московских военных генерал-губернаторов. Ею пользовались и предместники мои, и я по настоящее время. Всегда принадлежавшее военным генерал-губернаторам право располагать этою ложею составляет в мнении жителей Москвы одно из преимуществ, сопряженных со званием генерал-губернатора. Дать генерал-губернатору ложу в бельэтаже или бенуар наряду с прочей публикой значит оскорбить и унизить в глазах Москвы звание главного начальника столицы и дать праздным людям, которых здесь более, нежели где-либо, повод к невыгодным толкам. Прошу Вас, Милостивый Государь, довести до сведения его светлости министра Императорского Двора, что по вышеизложенным причинам я нахожу несовместимым с достоинством московского военного генерал-губернатора иметь ложу в здешнем Большом театре в ряду обыкновенных лож и бенуаров. Собственно, для меня не нужно никакой ложи, но меня огорчает то, что в лице моем оскорбляется звание московского военного генерал-губернатора».