Светлый фон

Отец сидел в деревянном кресле, вытащенном для него из дому. Чурила опустился у его ног на тёплую землю.

– Звал, отче?

Мстислав помолчал, не торопясь начинать разговор. Не зря, должно, вспоминались рано ушедшие сыновья… Показалось вдруг – не Чурила сидел возле ног, а весь Кременец светлыми глазами смотрел на своего старого князя, ожидая, что-то он ему скажет…

– Сыне, – положил он руку на вихрастую черноволосую голову. – Не первый день, как ты вернулся, а дома не видать. Люди говорят, братом стал тебе Олег. О чём беседуете с ним?

– Ни о чём, отец, – улыбнулся Чурила. И по-булгарски поджал ноги, устраиваясь поудобнее. – Гость он у меня.

Мстислав легонько стукнул его по затылку, а после сложил руки на своём костыле и, расправив усы, опустил на руки подбородок. Так в былые годы опирал его на меч, слушая своих бояр.

– Молод ты, – проговорил погодя. – Того не разумеешь, что неспроста Рюриков муж приехал сюда к нам.

Сын повторил упрямо:

– Отче, гость он у меня. На Рось же за данами прибежал. А до Рюрика мне дела нету.

– Зато Рюрику, знать, до тебя есть, – сказал Мстислав сурово. – Олегу ты, может, и друг, да зачем, думаешь, он в Круглицу ныне поехал? Тоже ведь вызнаёт, как ты тогда у мери, – где тут побогаче живут!

Холодом повеяло от этих слов на молодого князя… По-новому крутанулись перед внутренним оком все прошедшие дни: и мерянский поход, и бой с ютами, и любопытные Олеговы расспросы… а ну не ошибся премудрый отец – и посулит ему вагир свою дружбу и помощь, посулит за пушистые куны, за звонкое серебро?

Олег вернулся из Круглицы на другой же день. У Радима, видно, ему не пришлось и переночевать – снекка подошла к городу с рассветом. Воевода сошёл по сходням посмеиваясь, несмотря на явную усталость.

– Как это говорят у вас? – сказал он князю, вышедшему встречать. – Семерых съел, восьмым подавился?

Чурила долго размышлял после разговора с отцом. Всё обдумывал, как же быть дальше. Знать бы, не от предложения ли платить дань взбеленился гордый Радим…

 

Беда грянула в ту же ночь, когда варяги отсыпались после поездки. Стряслось то, чего в Кременце не помнили от века. Лютый срам: сыскался человек, поднявший руку на гостя.

В глухой час пришёл, не скрываясь, на Новый двор ладожанин Улеб. И охранные отроки, чьи подруги ходили в стеклянных обручьях, не остановили его. Кто-то даже позвал:

– Слышь, Тужирич, иди сюда, жёнка пирога испекла…

Улеб поблагодарил, отказался. Пропал в темноте… А самую малость спустя из покоев, где жили варяги, послышался шум. Расторопный Олегов муж по имени Дражко отвёл смерть от воеводы, выбив у челядина нож.