Сидели братья халейги, Виглавичи, как звали их в городе. Старый Вышата всё косился на них и, кажется, впервые был рад, что стоял через реку крепкий новый конец…

Две двери вели в гридницу: из дому и со двора. Во дворе скучали, маялись хазары. Князья ещё не выходили, следовало подождать.

Мстислав продержал их на пороге ровно столько, сколько требовалось, чтобы не обидеть всерьёз. Но вот застучал по полу костыль старого князя, и разом смолкли, точно по команде, сдержанно гудевшие голоса.

Чурила вывел отца под руку – как всегда. Усадил в древнее деревянное кресло, прикрыл ему больные ноги шубой. Сам сел рядом, пониже, и длинный меч встал у него между колен.

Тогда хазар провели в гридницу.

Мохо-шад чуть поднял тонкую бровь, признав в молодом князе того шрамолицего воина, что отказался сразиться с ним накануне. Воистину, он был разумен, этот словенский хан…

Алп-Тархан вошёл следом за царевичем. И если он был удивлён, на его лице это не отразилось. Но вот то, что шёл впереди юнец, ничем, кроме родовитости, не отмеченный, – его задевало заметно…

Шад остановился посреди палаты, приложил к груди украшенную перстнями руку, склонил голову в учтивом поклоне.

– Царь Тогармы, да будет душа его завязана в свёртке жизни у Бога, приветствует вас моими устами, достопочтенные князья! – сказал он, и толмач перевел. – Да не оскудеют ваши стада, а пастбища пусть не выгорят на солнце. Меня прислал владыка, живущий на зелёном острове посреди великой степи. Примите, князья, те дары, что прислал вам хакан, мой повелитель и родич. И с ними то малое, что добавил я сам!

Радугой переливался на Мохо атласный халат. Махнул рукой царевич, и упали на берестяной пол пушистые армянские ковры, зашелестела роскошная византийская парча. Ещё, приказала рука. И упали на парчу самоцветы, потекло тяжёлое золото. Ещё! И легли, наполовину выскочив из ножен, индийские голубые клинки.

Усы Мохо шевельнулись в улыбке.

– Мои глаза недостойны наслаждаться красотой княжеских жён… Но я привёз им то, что нравится возлюбленным кангарских вождей.

Он вытащил из-за пазухи ларец. Поднял узкую крышку. Блеснули в свете зимнего дня кровавые звезды рубинов.

Князья молчали. Мстислав только пробежал глазами по дорогому оружию. А о чём думал Чурила, понять было и вовсе невозможно. Сидел суровый. Он настрого запретил Звениславке показываться к хазарам. Эти порчу напустят не задумываясь. А любопытно ей, так он обо всём расскажет…

Рабы подняли ковры и за углы унесли их прочь.

Старый Мстислав проговорил медленно, словно в раздумье:

– Щедр и славен твой родич хакан… И мудр, раз уж он шлёт такие дары и свою дружбу тем, с кем раньше сражался! Но только ли для этого ты приехал сюда, молодой посол?