Мстислав поднял руку, успокаивая бояр. Коротко и спокойно спросил:

– Тебе нужна дань?

Но и в его глазах грозно теплился серый огонь.

Мохо-шад повторил, ощущая в груди холод и пустоту:

– Доказательства мира.

– Разве мёрзнет, – медленно повышая голос, начал старый князь, – твой повелитель под лисами и соболями, что везут ему наши торговые гости? Или он уже совсем одряхлел и не может согреться мехами? И разве мало юношей служит ему, если он нуждается ещё и в наших заложниках?

Теперь его голос гремел и был наверняка хорошо слышен во дворе, где внимательно слушали чужие и свои… Хельги любовно поглаживал топорище секиры…

– Повелителю хакану нужны доказательства мира, – в третий раз повторил посол. И добавил, поскольку терять было нечего: – Право же, я рассказывал тебе, как он могуч.

Старый князь повернулся к Чуриле и положил руку ему на плечо:

– Ответь, сын, чтобы любо было Господину Кременцу.

Чурила не поднялся – вскочил. Но заговорил неожиданно размеренно, обуздывая собственную ярость, словно коня.

– Родился ли и ходит ли под солнцем человек, который покорил нас себе!

Он вытащил из ножен свой меч, и тяжеленный клинок повис в воздухе, в вытянутой руке. Царевичу понадобилось усилие, чтобы не отшатнуться. А Чурила продолжал:

– Вот та дань, что найдёт здесь твой царь, и другой ему не будет. И быть по сему, пока не переведутся на свете война и мечи!

4

4

Когда сворачивали юрту, Мохо приметил Абу Джафара, как раз выходившего из княжеских палат. Обиду и зло нужно было сорвать… Царевич подошёл к нему и сказал тихо, чтобы не слышали другие:

– Ты-то что делаешь среди идолопоклонников, ты, ученик строптивого Мохаммеда? Досыта ли кормят тебя свининой, допьяна ли поят вином?

От его дружелюбия не осталось никакого следа.

Оскорблённый учёный мучительно побледнел. Уже много лет оружие разума было единственным оружием, которое он позволял себе применять. Прискорбно, но иногда об этом приходилось жалеть.