Чурила стоял на берегу, беседуя с Халльгримом. Отроки и глазом моргнуть не успели, когда незнакомец вдруг пригнулся и со звериным воем бросился к Виглафссону… ни следа не осталось от его спокойного достоинства!

– Овда! – пробормотал случившийся поблизости Азамат. И кинулся наперерез – остановить.

Но сын Ворона недаром двадцать зим носил на боку меч. Он успел обернуться. Без меча – кулаком в грудь отшвырнул нападавшего под ноги отрокам. Сильные руки пригвоздили к земле рычащее, извивающееся существо… Подошедший князь на миг увидел его глаза: больным, безумным огнём горели они…

Отроки хотели связать человека, но Чурила не позволил. И постепенно тот затих сам. Уткнулся лицом в изгрызенную землю и только тяжко дышал. Потом поднял голову, опустошённо поглядел на Чурилу… на Халльгрима… и вдруг жалко заплакал:

– И ты… с ними, Мстиславич…

По знаку князя отроки отпустили его. Он остался лежать.

– С кем я, – отрезал Чурила, – то дело моё! Ты, пёс, отвечай, почто на воеводу моего бросался?

Вредоумный отозвался:

– Не пёс я… человек!

Дорожки слёз блестели на грязном лице.

– Третьяком кличут меня, новогородцем… Али не признал, господине?

Чурила шагнул к нему, взял за плечи, поднял.

– Не серчай, Мстиславич, – судорожно уцепившись за его локти, продолжал Третьяк. – Видеть мне их тяжко… Урман тех пять лодий по реке снизу идёт. С хазарами вместе. Кораблик мой взяли… ватажников срубили…

Его глаза снова дико расширились, он затряс головой, закусил зубами пальцы…

Халльгрим слушал его бесстрастно.

Снизу, от кораблей, подошли на шум Хельги и Торгейр.

– Не серчай, княже, – справившись с собой, проговорил купец. – Сынков они моих двух… маленьких… а жену…

Халльгрим вкратце поведал брату о случившемся. Хельги потребовал:

– Пусть расскажет подробнее, что за люди.