– Хватит, – остановила Сонька садистские дела Таньки, – я ей прощаю триста рублей.

Танька отошла. Ленку отвязали, и она ринулась в туалет, расстёгивая штаны на бегу. У Юльки бинт на ноге промок, да не в первый раз за два дня. Достав из чехла гитару, она присела и заиграла.

– Ух, ты! – сказала Танька, – гитара.

Послушав строчку из «Yesterday», она обратилась к Соньке:

– Эта кобыла кого-то круто заклофелинила.

– Почему ты так думаешь? – удивлённо спросила Сонька.

– Во-первых – потому, что ты здесь, хотя сказала мне, что звонишь с вокзала. А во-вторых, она ко мне заходила ночью с расширенными зрачками и клофелин просила.

– Ты ей дала?

– Коленом под жопу. Но у неё есть где взять, и она взяла. Ты, кстати, не знаешь, что она сшиздила?

– Телефон.

– Какой телефон?

– Вот этот.

Сонька достала из-за горшка телефон. Танька потянулась к нему, однако её рука была остановлена рукой Соньки.

– Он золотой? – прищурилась Танька.

– Да, золотой.

– И что она говорит?

– Она ничего не помнит, кроме того, что, возможно, была в «Принцессе».

Вернулась Ленка. Послушав, как Юлька наяривает пассажи, она вскричала:

– А куда дели мои носки?

Ей дали носки. Она их надела.