На столе стояла большая чаша с красным вином. Его привозили для причащения. Вновь поставив на пол Евпраксию, Даниил приказал ей выпить. Она с покорностью осушила чашу до дна. И всё вдруг пошло на лад. Сначала на её бледном лице появилась слабенькая улыбка, потом – румянец. Ясными, как лазурь, глазами Евпраксия поглядела на Даниила с нежностью. И – припала к его груди.
– Даниил! Как страшно кричала ночная птица! Я думала, что она предсказывает беду. А ведь оказалось, что она счастье мне предсказала! Любимый мой! Нет, не надо больше брать меня на руки! Сама выйду. Ой, сколько крови!
– Это всё кровь проклятого Змея Горыныча, – объяснил Даниил. Евпраксия улыбнулась. И они вышли, трепетно взявшись за руки.
Утро было ещё очень-очень раннее. Зеленела, шумела на ветру степь. Бескрайняя степь. По ней пробегали тени перистых облаков. Травяное море! Волны ковыльные! Рай пчелиный! Свистели и щебетали птицы. Конь Михаила спокойно щипал траву около колодца. Буланый конь, убедившись, что всё в порядке с хозяином, стал от радости бить по земле копытом. Мельком лишь поглядев на трупы священника и варяга, Евпраксия обратила своё пылающее от счастья лицо к лицу Даниила и положила руки ему на плечи. И солнышко веселилось, глядя на их неистовый поцелуй. И медовый ветер пел звонче, сладостнее. И кто-то ему из дальнего далека не то подпевал, не то весело подыгрывал на свирели. Кто? Ржанка? Иволга? Или пастушок Лель, которому стало радостно за влюблённых?
– Данила, я голодна, – вдруг проговорила красавица, отлепив ненасытный рот от губ гусляра и теплее солнышка засияв на него глазами, – мне очень нужно поесть. А иначе я, мой любимый, с тобой не справлюсь! Мальчик вчера принёс два мешка еды… Кстати, а где мальчики?
– Вон они, – указал Даниил рукой. Евпраксия повернула голову. И румянец за один миг исчез с её щёк. Она содрогнулась. И Даниил вдруг увидел совсем другие её глаза. Таких глаз Евпраксии ни один человек ещё никогда не видел.
– Данила! Ты их убил?
– Их убил мой конь.
– Но им правил ты! – вскричала Евпраксия. И её возлюбленный убедился, что не бывает чудес. Всё же не ошиблась ночная птица, которую услыхал и он за час до рассвета в росистой, тихой степи. И не просто так конь под ним в тот миг оступился. Ночная птица не может счастье предсказывать. Никогда.
– Забава Путятишна! Это были злые змеёныши!
– Даниил! Это были дети!
Гусляр молчал. Евпраксия огляделась по сторонам. Потом, спотыкаясь, сделала несколько шагов к дубу и там продолжила, крепко стиснув руками голову:
– Как всё просто! Я думала, что меня спас Бог, который всё может, всех любит и всех жалеет. А оказалось, что спас меня лошадиный череп, насаженный на высокий шест! Лошадиный череп! Но я не стану благодарить его, потому что лучше было бы мне погибнуть. А Бога нет! Я в него не верю.