Светлый фон

Под пузатым таганом по-прежнему трещал огонь, в тагане клокотало, из железной трубы в посудину капала водка. В свете лучин клубился пар. На крыше топтался неугомонный дождь.

– Похоже, теперь я в плену у вас, а не у русских, – угрюмо сказал Ренат.

Глава 6 Мирная скотина китоврас

Глава 6

Мирная скотина китоврас

Отец Клеоник, эконом Софийского двора, приехал к Ремезовым по первому снегу. Он выпил у Митрофановны чарку и пошёл в мастерскую.

– Ульяныч, – сказал он, – убирай свои ящики, не то выбросим.

– Какие ящики? – удивился Ремезов.

– В Архиерейском доме полподвала занимают.

– А! – вспомнил Ремезов. – В них кости подземного зверя мамонта!

– Да хоть Ноев ковчег. Место потребно. Убирай, или в прорубь скидаю.

– Я тебя самого по костям туда скидаю, – тотчас пообещал Ремезов.

Эту добычу Семён Ульянович привёз с озера Чаны двадцать лет назад – при воеводе Андрее Нарышкине. Воевода сказал: коли зверь подземный, то к земной государевой власти он никакого касательства не имеет, и уноси своё дрянное костьё на Софийский двор. Митрополит Игнатий осмотрел находку, потрогал изогнутые бивни длиной в печатную сажень, заглянул в пустые глазницы огромного черепа, который размером был в два сундука, и честно признался, что не знает, на какое дело нужен этот исполинский остов.

– Он суть свидетельство потопа! – горячо заявил Ремезов.

– Ты разве в Святом Писании усомнился?

Однако порешили сохранить кости для того дня, когда придёт на ум, куда их приспособить. И вот миновало двадцать лет.

Семён Ульянович отправился на Софийский двор. Здоровенные ящики занимали, конечно, не полподвала, а всего-то один угол, но отец Клеоник решительно настроился вышвырнуть бесполезный хлам к псам. Допустить такого Семён Ульянович не мог. Мамонт – подлинное чудо творенья, как ему не удивляться? Опираясь на палку, Ремезов поковылял ловить губернатора.

Гагарина он поймал у Софийского собора на выходе со службы. Матвей Петрович любил отстоять обедню с простым народом, раздать милостыню и потолковать с юродивыми и странниками, что сидели на дощатой паперти.

– Уже вернулась из Псковских Печер, Марфуша? – ласково спрашивал он у старушки, замотанной в рваный платок.

– Вернулась, отец, – кивала старушка. – Поклонилась святым мощам.