– Видать, с холопьих времён ты привык коням под хвосты заглядывать, – презрительно сказал Нестерову Гагарин.

– Лошадками-то не брезгуй, губернатор, – ответил фискал. – У вашей кавалерии под шубами погрязнее будет.

Матвей Петрович понял. Ежели один человек разоблачает другого во имя правды, то им движет обжигающий гнев. А Нестерова поджаривала гордыня. Ему зазорно было стоять ниже бояр и дворян. Он завидовал.

– Взяли смерда на воеводство, так смерд на барина и пошёл войной, – насмешливо сказал Матвей Петрович.

– Милостью государя я тоже нынче барин, – с превосходством возразил Нестеров. – Именьями награждён. Не одним князьям с серебра кушать.

Ну, теперь ясно, что делать.

– Хорошо, – Матвей Петрович шлёпнул ладонями по коленям. – Значит, сорок тыщ с меня. Возьмёшь пушниной или товарами?

– Деньгами, – надменно указал Нестеров.

– Денег нет в казне. Есть золото из курганов.

– Деньгами, – повторил Нестеров.

Совесть у Матвея Петровича словно скорчилась от невыносимого неудобства. Деньги у Гагарина были только на кремль для Ремезова.

– Червонцами всего десять тыщ, – с неохотой выдал он.

Нестеров старчески жевал губами, размышляя.

– Приму и десять тыщ, – помолчав, согласился обер-фискал. – Ежели подашь с колена и руку мне поцелуешь, князь.

Сердце Матвея Петровича опалила чистая ненависть к этому старому и спесивому подлецу, даже лицо заполыхало. Мысли закрутились вихрем. Убить Нестерова как-нибудь потихоньку? Высечь его на конюшне? Донос написать Петру Лексеичу? Нет, ничего не спасёт. Всё откроется и только усугубит вину губернатора. Увы, надо всё принять как есть. Испить горькую чашу унижения. Дерзал своевольничать? Плати! Речь сейчас не о прибыли идёт – о жизни. Ох, грехи, ох, тоска… Но никто ведь об этом не узнает. Нестерову оно не для славы надобно, он не будет болтать. Поклон фискалу – не «коутоу» богдыхану. Надо считать всё это торговой сделкой. В торговле нет бесчестья, в ней один лишь расчёт; он ведь не душу сатане закладывает.

«Хватит скулить!» – оборвал сам себя Матвей Петрович.

– Ох, не дрожал ты у царя под топором, – сокрушённо прокряхтел он.

Матвей Петрович делал вид, что подобное бесчестье ему привычно, значит, никакой особой победы над ним фискал Нестеров не одержал: унижение князю и копейки не стоит.

Он тяжко встал с кресла, подошёл к сидящему фискалу и опустился на колени. Нестеров закрыл глаза и задрал подбородок, будто в молении. Вот оно, – торжество! Перед ним, бывшим холопом, преклонялся Рюрикович!

– Прими благодарение, Алексей Яковлевич, и окажи милость, покрой вину, – попросил Матвей Петрович и поцеловал руку фискала.