– После Тюмени я ни одного кирпича нигде не видел, – с сомнением заметил Шамордин. – Чего тут архитектону делать?

– Да и я войска не видел, – ответил Ремезов. – Куда офицеру ехать?

– Дерзишь, – блеснув зубами, хищно улыбнулся Шамордин.

– Я тебе не холоп, а ты мне не государь.

– Кто с тобой?

– Это сыны мои Левонтий и Семён, это дочь Марея. Это – Ерофей Быков прозвищем Колоброд, вольный человек. А это капитан Филипа Табберт, пленный. На него ольдерман пароль выписал, так что он здесь по закону.

Ерофей и вправду снова был вольным человеком. Ему надоело ходить солдатом. После того, что с Бухгольцем стряслось на Ямыш-озере, Ерофей понял, что служба – доля опасная и неприбыльная. Хитрый, как старый кот, Ерофей нашёл гулящего дурака, подпоил его, заплатил капралу и записал бедолагу в солдаты вместо себя. В то время в полковых бумагах царила неразбериха: кто вернулся с Ямыша? Кто не вернулся? Кто изувечен так, что ему в строю уже не место? Ерофей не растерялся и вырвался на свободу.

А Табберт горел нетерпением отправиться с Ремезовыми за кольчугой Ермака. Господин фон Врех не возражал. Табберту очень нравилась и цель гишпедиции, и сама гишпедиция, и компания Ремезовых. Такой опыт будет бесценен для его книги. В степях он ещё никогда не бывал.

– На кой чёрт вам мушкеты и шанцевый снаряд? – спросил Шамордин.

Он сверху рассмотрел поклажу в насаде: мешки и котёл, заступы и кирку. А также ружья, завёрнутые в промасленную холстину.

Семён Ульяныч в досаде поморщился. Не дай бог залётный офицер заподозрит его в бугровании: государь приказал вешать бугровщиков.

– Я же старый, – ответил Ремезов. – Вдруг помру, похоронить надобно.

– Пройдоха ты, я вижу, – прищурился офицер.

– Плыви своим путём, – открестился Семён Ульяныч. – У тебя – своя забота, государственная, а у нас – своя. Бывай здоров, Шамордин.

Леонтий веслом оттолкнул насаду от дощаника.

Семён Ульяныч был счастлив, что отправился в это путешествие. За долгую жизнь он немало поплавал по Тоболу: со служилыми – на переписи, с дьяками – на межевания, со своими писчиками – на промеры и расспросы для чертежей, а в молодости с драгунами – на войну против башкирцев и казахов. В последний раз он был здесь лет десять назад. Тобол не изменился, а сам Семён Ульяныч постарел, и ничего не поделать. Его земной срок завершался. Пусть он здоров для своих лет, но, сколько ни бодрись, смерть всё равно придёт и заберёт его. Скорее всего, это его последняя дорога. Прощальная. А он очень любил дорогу: любил свежесть реки, мерный плеск вёсел, скрип уключин, лёгкие тени облаков и дыхание лесов по берегам – смолистое или медвяное. Он любил, когда душу окрыляет вольное чувство, что от жизни ничего не нужно, кроме хорошей погоды, а погода – дело божье.