– Если имелось какое-либо нарушение, то винить необходимо самих русских, – добавил фон Врех. – Насколько я помню, в работах принимали участие религиозные преступники, и к ним не может быть доверия!

Дитмер поджал губы. Он совсем забыл о раскольщиках, которые сидели в подвале церкви, ныне получившей название Покровской! Вот кто мог осуществить план губернатора – узники, полностью подвластные князю!

– К сожалению, они все погибли, – осторожно заметил Дитмер.

– Отнюдь не все! – возразил фон Врех. – Наш доблестный капитан Табберт принимал участие в спасении беглецов из того ужасного пожара, и он утверждает, что избавил от гибели несколько человек.

Дитмер поспешил к Табберту.

– Вас интересуют уцелевшие беглецы? – удивился Табберт. – Почему?

– Потому что господина губернатора подозревают ещё и в потворстве этим каторжникам. Я ищу свидетельства для опровержения.

Табберт понимающе усмехнулся.

– Видимо, губернатор – весьма выгодный покровитель.

– Это не имеет отношения к моему вопросу.

– Я мало чем могу помочь вам, Дитмер, – сказал Табберт. – Я не был знаком с этими мятежниками и не знаю, кто из них выжил. Могу сказать лишь то, что спаслась некая женщина – любовница Симона, сына господина Ремезова. Она была тесно связана с беглецами, хотя и не содержалась в том подвале, где были заключены прочие. Но она должна всё знать.

– Как мне её отыскать?

– Это несложно. Её отдали в монастырь.

Дитмеру, секретарю губернатора, не составило труда упросить игуменью Ефросинью разрешить встречу с сестрой Пелагеей.

Дитмер ждал Епифанию на том же месте, где недавно ждал её Семён. Матушка Ефросинья вывела Епифанию и придирчиво осмотрела Дитмера.

– Дозволяю на четверть часа, – скупо уронила она.

Дитмер удивился тонкой красоте Епифании. Любопытно, почему эта женщина отреклась от радостей мира? Воистину, русские – самоистязатели.

Епифания тоже разглядывала Дитмера. Холёный офицерик. А по глазам видно, что сердце у него – как вёрткая ящерица. Она уже встречала таких людей. Такой человек и отправил её в ад. Это было бесконечно давно, однако Епифания запомнила его – первого из многих. Когда солдаты нашли скит на Сельге и схватили Авдония, светлого инока, Епифания – крестьянская дочь Алёна – кинулась на жениха-доносчика с ножом… И в Олонецком заводе на следствии молодой офицер бил её, натянув перчатки, чтобы не испортить пригожести лица и тела синяками и кровоподтёками; сломив волю, офицер снасиловал её, не пощадив и девства. И потом начались скитания по острогам и казематам, потянулись большаки в тайге, посыпались дожди, засвистели плети, зазвенели оковы. А завершилось всё пылающим Кораблём.