– Ты думаешь, она?.. – настаивает он.

Ломбардо размышляет.

– Не знаю, – заключает он. – Но если бы она проговорилась, нам бы это предъявили.

– Согласен. Они бы размазали нам это по лицу, так ведь?

– Вне всякого сомнения.

Скуарчалупо довольно жмурится.

– Короче, эти педики ничего не знают. Слышали звон, да не знают, где он.

Он умолкает, улыбается через силу, снова поднимает голову и подмигивает товарищу.

– Она выпутается, вот увидишь, – добавляет он. – Она сильная девушка.

Потемнев лицом, Ломбардо соглашается:

– Ей ничего другого не остается… Ее ставки выше наших.

В кабинете военно-морской разведки Гарри Кампелло застает Тодда и Моксона, а также капитана второго ранга, низкорослого и худого человека, которого полицейский знает в лицо, – шотландца по имени Кёркинтиллох. За окном видно, как в порту дымятся останки нефтяного танкера, подожженного накануне; а подальше, в центре внутренней гавани, виднеется «Найроби», наклонившийся на правый борт, утопленный по планширь, с торчащими из воды трубами и надстройками. По словам Тодда, который утром обследовал корпус со своими водолазами, крейсеру нанесен огромный ущерб – пятиметровая пробоина под ватерлинией. Даже если его удастся оттащить в ремонтный док, «Найроби» еще долго не восстановит мореходные качества. Возможно, до конца войны.

– Каких-то несколько человек пустили на дно почти двадцать тысяч тонн, – сожалеет Кёркинтиллох, – и при этом легко отделались.

– Вообще-то, двоих мы убили, насколько мне известно, – напоминает Моксон.

Шотландец смотрит на него осуждающе:

– Не пытайтесь меня этим утешить. – Он поигрывает красно-синим карандашом, постукивает им по папке с надписью «Совершенно секретно». – На «Хайбер-Пасс» двое убитых и один пропал без вести.

– А на крейсере? – интересуется Кампелло.

– Ни одного, там даже нет тяжелораненых. Предупреждение итальянцев пришло вовремя, и все собрались на палубе. Внизу никого не было, когда раздался взрыв.

– Слава богу.