Харка держал открытый кошелек так, чтобы продавщице – черноволосой, смуглой девушке-метиске – была видна зеленая половина. Это был безмолвный вопрос, и женщина рассмеялась, сверкнув своими ослепительно-белыми зубами, и сказала на языке дакота:

– Бабушка держит ухо востро. Вечером она с внучкой пойдет за водой.

– Э, да у вас тут свидание? – раздался вдруг за спиной Харри голос, который он сразу узнал: это был Макки.

– А что? Ты сам положил глаз на эту девушку? – откликнулся Харри.

– Нет-нет, метиски меня не интересуют. Просто я рад, что и ты наконец нашел себе бабенку.

Харри незаметно усмехнулся и пошел прочь.

Он отнес табак в вигвам, отдал его на хранение изуродованной индианке, выкурил трубку и снова лег спать. До вечера оставалось еще много времени.

Проснулся он уже в сумерках, отвязал коня, стоявшего перед вигвамом, и поскакал к обмелевшему ручью неподалеку от лагеря. Сюда, на берег ручья, в котором Харри поил коня, и на заливной луг, едва доносились гомон голосов, звяканье посуды из кухни и почти не чувствовался запах грубой пищи, сваренной в больших котлах, пота и грязной одежды. Над землей реял вечерний ветер, на западе, над погружающимися во мрак фиолетовыми горами, еще теплилась полоска света. В осиротевшем, покинутом солнцем небе загорались первые звезды.

Пришла старуха, о которой говорила метиска.

Харри украдкой разглядывал толстую индианку, которая днем работала на кухне, чтобы прокормить себя и четырехлетнюю внучку. Та привела девочку с собой, и, пока ребенок плескался в ручье, она разговаривала с ним, как могло показаться непосвященному, на языке жестов и знаков. На самом же деле старуха обращалась к Харри, которого назвала его индейским именем – Харка. Она сообщила ему, что Шарлемань пригласил на праздник молодую метиску-кухарку и при этом намекнул, что еды и бренди будет больше чем достаточно и вообще ожидается необычное веселье. Из некоторых его слов старуха сделала вывод, что белые мужчины затевают что-то нехорошее. Харка, незаметно осмотревшись и убедившись, что за ними никто не наблюдает, ответил так же жестами и знаками:

– Передай, чтобы Желтая Борода пришел с нашими братьями.

Старуха, позвав девочку и велев ей одеться, ушла с ней в лагерь. Она жила вместе с негритянками в комнате рядом с кухней. Туда она и отвела внучку. Достав из старого ящика, служившего ей сундуком, заштопанную льняную рубаху, она понесла ее в контору, где составлялись и хранились платежные ведомости. Мужчина, казавшийся из-за светлой бороды старше, чем был, подметал в конторе пол. Старуха отняла у него веник, поставила его к стене и, положив рубаху на стол, сказала: