– Конь-призрак! – крикнул кто-то.

Чапа узнал голос Острия Копья. Потом мустанги снова исчезли за низкими холмами. Все ждали, не появятся ли они вновь. Сам Старый Ворон стоял на лугу за стойбищем и всматривался в темноту. Вокруг слышался удивленно-испуганный шепот.

Стряхнув с себя оцепенение, Черная Кожа решительно направился к вигваму вождя, зная, что там сейчас, скорее всего, никого нет, кроме женщин и пленника. Он и сам не понимал, зачем идет туда. Возможно, чтобы просто еще раз увидеть своего бывшего друга, подарившего ему добычу во время первой Большой Охоты на бизонов. Может, Харка за это время пришел в себя. Когда Черная Кожа вошел в вигвам, жена вождя занималась пленником; раны его были перевязаны, а руки и ноги снова связаны, но не туго, а так, чтобы кровь могла свободно бежать по жилам.

Глаза Рогатого Камня были открыты, но ничего не выражали, словно он все еще был в полузабытьи или старался отвлечься от того, что с ним произошло.

Черная Кожа велел женщине отойти и опустился на колени перед раненым.

– Рогатый Камень! – обратился он к нему. – Рогатый Камень! Ты объездил все прерии. Скажи, где Татанка-Йотанка и Тачунка-Витко?

Он не был уверен, что до того дошел смысл его слов.

– Рогатый Камень! Ответь мне! Ты один можешь знать, где Татанка-Йотанка и Тачунка-Витко!

Пленник, казалось, хотел что-то сказать, но его душил кашель. Он что-то искал глазами. Черная Кожа поднес к его губам миску, и Рогатый Камень стал откашливаться, сплевывая землю.

– Воды! – приказал Черная Кожа женщине и сам напоил раненого.

Тот мучительно пытался прочистить дыхательное горло.

– Там… где мы были… до того, как… перебрались сюда… – наконец произнес он с трудом.

– Вигвамы верховных вождей стоят на поляне под горой, где пещера?

Рогатый Камень кивнул.

Жена вождя подошла ближе и показала, что хочет что-то сказать. Чапа вопросительно посмотрел на нее.

– Он проснулся сразу, как только ты ушел, – сказала она. – Он уже знает, что умрет через пятнадцать дней у позорного столба.

– Замолчи! Замолчи, ты, квакающая жаба! – в гневе крикнул Чапа и выскочил из вигвама.

Он поспешил в свой вигвам, велел женщинам приготовить ему пеммикан и табак, взял оружие и помчался к лошадям. Вскочив на своего лучшего мустанга и ведя вторую лошадь в поводу – на всякий случай, про запас, – он поскакал в ночную прерию. О своих планах он не сказал ни слова никому, даже Старому Ворону. Пусть они думают, что Чапа охотится на волков или енотов!

Чапа Черная Кожа любил Уинону. Он никогда не сказал бы ей об этом, потому что его вигвам был полон женщин, которых ему лишь с большим трудом удавалось прокормить. Но ему очень хотелось хоть что-нибудь сделать для Уиноны, а заодно спасти своего друга детства если не от смерти, то хотя бы от позора.