Едва подъехал к этому полку Дмитрий Иванович, а навстречу ему уже Ольгердович скачет.

— Обидно, княже!

— Кто обидел тебя, Дмитрий Ольгердович? — не то усмехнулся, не то встревожился великий князь. Ольгердович в том разобраться не сумел, ответил горячо, в словах непритворная обида:

— Брату Андрею ты под начало полк Правой руки дал, а меня позади Большого полка поставил. Печешься о здравии моем, княже, чтоб меня Мамай ненароком не обеспокоил. Люди биться будут, а мы?.. Изведусь я, твоего приказа дожидаясь, чтоб в битву вступить…

— Не будет приказа!

Ольгердович удивленно изломал тонкие брови. «Шутит, что ли? Нет, глядит строго, а слова, как прохладные капли росы, падают скупые, весомые».

— Подумай, зачем я тебе лучшие конные рати дал? Зачем я их за Большой полк спрятал? Или вы мне в челе полков не надобны? Подумай… Может статься, прорвут орды наш строй, а где — ни я, никто не ведает. Пуще всего беды жди с полком Левой руки, но и о Правом не забывай, гляди в оба. А хлынут вороги в прорыв, ты, не мешкая, им навстречу. Думай, Дмитрий Ольгердович, какой напор твоему полку сдержать придется, думай и на меня не гневайся…

Дмитрий отъехал на несколько шагов, остановил коня, крикнул из тумана:

— А приказа не жди, сам промышляй о полку своем! — И поехал дальше по затоптанным кострам ночных станов, навстречу все новым и новым ратям, строившимся в боевые порядки, и в обе стороны от того места, где проезжал Дмитрий, как волны, как шелест ветра в листьях, растекались по полкам и ратям все те же простые слова:

«Лучше убитым быть, чем полоненным быть!..»

Звенели слова, звенела сталь оружия, а Дмитрий ехал и ехал. Наконец впереди темным пятном в белесой мгле проступил великокняжеский стяг. Огромный, шитый шелками образ Нерукотворного Спаса еле виднелся сквозь туман. Здесь стояла пешая рать московских умельцев, тружеников ремесленных слобод. Князь подъехал, тронул темно–красное полотнище стяга, почувствовал влажность бархата, взглянул на окольничего Тимофея Вельяминова.

— Ну, Большой воевода, вижу, полк ты поставил.

— Поставил, Дмитрий Иванович, бери полк под свое начало.

— Нет, Тимофей Васильевич, ты был воеводой Большого полка, ты им и в час битвы будешь.

Тимофей не стал скрывать радости.

— Спасибо за честь, княже господине! Стяг твой на высоком месте поставлен, отсюда все видно будет, дабы после битвы честить и жаловать храбрых и творить память по убиенным.

Рука Дмитрия поднялась. Воевода увидел обшитую кожей ладонь боевой рукавицы. Дмитрий будто отталкивал слова, будто остановить их хотел.