После войны в ГУЛАГе за должности в лагерях стали бороться и представители иных, кроме русской, этнических групп. Эта борьба часто бывала жестокой. В воспоминаниях военнопленных встречаются бранные характеристики по отношению к таким «лагерным элитам» и «лагерной буржуазии» [Cartellieri 1967: 89–95;

Lehmann 1986: 52; Hilger 2000: 156–159]. Большинство заключенных ГУЛАГа едва ли могло получить доступ к этим привилегиям и продолжало страдать от голода или хронического недоедания, оставаясь бессильным перед уголовниками и надзирателями.

В конце 1940-х годов проблема подпольной жизни обострилась, и не случайно, так как произошло улучшение материального положения в лагерях. Борьба за ресурсы и контроль над бараками и зонами стала драматичной и жестокой. Коалиции менялись (всегда за счет третьих лиц). Не только политические (или этнические) группы боролись с уголовниками, но и уголовники – занимающие должности и увиливающие от работы – боролись друг с другом. Сотрудники лагерей (чьи шпионы нередко становились жертвами убийств) иногда теряли контроль и сами присоединялись к воюющим сторонам. В документах эти конфликты названы борьбой с бандитизмом. Одним из наиболее ранних примеров таких столкновений может служить так называемая «сучья война» около 1950 года. Крупномасштабные беспорядки в лагерях в 1953–1954 годах возникли из-за этих разногласий и были восприняты тогда в Москве как сигнал, что лагерная система нуждается в фундаментальных переменах и в ее существующей форме неприемлема [Солженицын 1973–1974, 5–7: 262–348; Эпплбаум 2015: 232–243, 375–389; Козлов 2004–2005: 60–102].

Сотрудники лагеря

Работа в лагере не была особенно привлекательной ни для руководителей, ни для сотрудников нижнего уровня или охраны. Многие из начальников лагерей не вполне добровольно занимали свои должности. Направление на работу в лагерь часто являлось прямой или косвенной формой наказания за какие-либо проступки в ОГПУ или НКВД. Служба в этих суровых условиях скрашивалась более долгими отпусками, отдыхом на юге и другими льготами. С годами начальники лагерей могли окружить себя различными благами в соответствии со своими вкусами и предпочтениями. Постепенно даже в самых мрачных местах появлялись театры, хоры и другие культурные учреждения, в которых работали заключенные. Совсем как раньше у русских аристократов, у лагерных начальников были свои «крепостные» артисты[562].

Сотрудникам низшего уровня и охранникам приходилось идти на ту работу, которая была в наличии. После войны бывших солдат, резервистов и не полностью реабилитированных «отфильтрованных» посылали служить в охрану. Дело в том, что работа сотрудников низового уровня и охраны была не слишком приятной. Из-за того что их жизнь была не намного лучше, чем у заключенных, поиски дополнительных заработков и коррупция были неизбежны [История ГУЛАГа 2004–2005, 2: док. № 38, 61, 104, 125, 132, 153, 169, 259]. Сочетание деятельности воров в законе и коррумпированных сотрудников сформировало то, что принято оценивать как «токсичное наследство» советского и постсоветского общества [Galeotti 2019: 60].