Рис. 13.3. Двор барака в день посещений. © Judith Pallot, 2016

Эта Концепция была тесно связана с президентом Д. А. Медведевым и отражала его искренний интерес к модернизации системы уголовного судопроизводства. Большое внимание в ней было уделено гуманизации наказаний, альтернативам тюремному заключению и модернизации прежде предложенных технологий надзора, но самой интересной ее особенностью стало предложение упразднить исправительные колонии, заменив их тюрьмами строгого режима с камерами вместимостью от двух до восьми заключенных и с небольшими мастерскими, а также тюрьмами открытого типа, устроенными по образцу существующих колоний-поселений. В Концепции также указано на необходимость оптимизировать продолжительность перемещения в тюрьму, хотя о географической реструктуризации тюремного комплекса речи не идет.

Отчасти положения Концепции были сформулированы в расчете на международную аудиторию, как свидетельство модернизации пенитенциарной системы Российской Федерации, однако наибольший интерес представляет заложенная в ней информация для внутреннего потребления: о том, что источником имеющихся проблем в пенитенциарной системе является наследие ГУЛАГа.

В устном выступлении 2011 года, которое впоследствии подверглось критике, Медведев «признался», что российская пенитенциарная система не справляется с задачей реабилитации осужденных потому, что она «на 95 % советская» [Селиверстов 2014: 163].

А. А. Реймер, который возглавлял Федеральную службу исполнения наказаний (а в настоящий момент сам отбывает наказание за коррупцию!) и в 2012 году должен был проконтролировать изменения, изложил эту концепцию так: «Важнейшая задача, стоящая перед нами – кардинальное изменение сложившейся конфигурации уголовно-исполнительной системы. Необходимо сменить лагерный архипелаг со всеми его сохранившимися традициями и принципами коллективно-отрядного перевоспитания трудом»[666].

Бывший министр юстиции А. В. Коновалов подтвердил справедливость такого взгляда, отметив, что в Российской Федерации «наследие ГУЛАГа» все еще играет большую роль. В сентябре 2011 года он обратился к комитету Государственной Думы и отметил, что действующая пенитенциарная система «несет в себе многие черты реминисценции (неявного воспроизведения) еще времен ГУЛАГа, а может быть, и дореволюционной каторги»[667]. Во введении к Концепции объясняется, почему, с точки зрения нынешней Службы исполнения наказаний, с этим нужно бороться:

«…изменение видов исправительных учреждений для содержания осужденных в местах лишения свободы с фактическим прекращением их коллективного содержания, постоянного пребывания осужденных в состоянии стресса, обусловленного необходимостью лавирования между требованиями администрации и основной массы осужденных»[668]. В более раннем проекте Концепции Коновалов высказывал более откровенные обвинения в адрес коллективизма: «В качестве исторического наследия современной УИС достался своеобразный уклад тюремной жизни обвиняемых и осужденных. Сохраняется активность криминальных лидеров, пытающихся культивировать так называемые “воровские традиции”. Распространению криминальной культуры, сплочению криминально ориентированного спецконтингентa способствует явно устаревшая система коллективного содержания осужденных» [Малинин, Трапаидзе 2014]. Любопытным отголоском конца 1950-х годов прозвучали слова Коновалова, когда он заверил участников конференции тюремных служащих, предположительно настроенных враждебно по отношению к предложенным изменениям, что «лагерь – это не курорт».