Последняя его фраза намекала на войну столетней давности, в ходе которой христиане отобрали у сарацин Иерусалим и образовали свое королевство в Утремере.

Когда Онфруа перевел, а Абу подтвердил его слова, на лице Ричарда ничего не отразилось.

Он наверняка не удивлен, но и не рад, подумал я.

— Что насчет Креста? — спросил король.

— Обладание им — наш сильный козырь, господин, и мы его не отдадим, разве что в обмен на реликвию, имеющую такую же ценность для ислама.

Безмятежность Ибн ан-Нахлаля говорила о том, что ничего подобного у Ричарда нет.

Я напрягся, но не смог припомнить никаких священных реликвий, захваченных в Акре или здесь, в Яппе.

Снова повисло молчание. Теперь уже король погрузился в глубокие раздумья.

Тянет время, подумал я, но ошибся.

— Спроси у Саладина, считает ли он достаточно ценной руку моей сестры. Что, если она выйдет за его брата Сафадина? Они могли бы совместно править этой страной, а Иерусалим стал бы их столицей.

Пока толмач вполголоса переводил, Ибн ан-Нахлаль прищурился.

— Искренне ли вы говорите, господин?

— Да.

Голос Ричарда был низким, но уверенным.

Ибн ан-Нахлаль был прирожденным дипломатом: по выражению его лица никто не мог понять, верит он королю или нет.

— В таком случае, государь, я передам это предложение Салах ад-Дину. Он выслушает его с величайшим вниманием.

Договорившись, что следующая встреча произойдет через день или два, Ибн ан-Нахлаль отбыл.

Едва успел он шагнуть за порог, как я повернулся к королю. Я старался держать себя в руках, насколько у меня получалось, а получалось, честно говоря, не очень.

— Неужели вы в самом деле хотите выдать королеву Джоанну за Сафадина, сир?

Король деловито вычищал грязь из-под ногтей кончиком кинжала — у него имелась такая некрасивая привычка — и не видел моего лица.