— «Морская ведьма», — вызвал он второй буксир по рации. — Готовы к буксировке?
Жюль Левуазан собственноручно выстрелил бросательным концом. Николас отлично видел его коренастую подвижную фигурку на платформе пожарных водометов. Увлекаемая мини-ракетой, легость оставила тонкий дымный след на сером фоне стремительных ураганных туч. Описав дугу над главной палубой танкера, нейлоновый тросик лег поперек трапа футах в десяти от Ника.
Все работали с едва сдерживаемым остервенением. Жюль Левуазан подвел свой крупный грациозный буксир так близко, что Ник заметил не только одобрительную белозубую улыбку француза, но и блеск его золотой коронки. Впрочем, Ник отвлекся всего лишь на секунду и тут же перевел взгляд на шторм.
Скользкая и гладкая стена серых облаков напоминала тело чудовищного слизняка, а подошву — в том месте, где ветра вспенивали поверхность моря, — окаймляла белая полоска, походившая на размазанную мокроту. До стены было очень близко, не более десяти миль. Солнце над головой скрылось за спиралью свинцовой облачности, хотя по центру узкой воронки туннель чистого воздуха все еще достигал темных, зловещих небес.
В замке передней гондолы по правому борту не оказалось гидравлического давления. По-видимому, где-то глубоко в кишках покалеченного корпуса лопнула нагнетательная магистраль. Николас вместе с одним из матросов, орудуя ручной аварийной помпой, медленно, с огромными усилиями расцепили замок, но отстыковать гондолу не получалось: перекошенный корпус нарушил соосность челюстей, и те отказывались разжиматься.
— Тяни! — отчаявшись, приказал Ник Левуазану. — Тяни все разом!
Штормовой фронт сблизился до пяти миль, и в ушах уже стоял погибельный шепот ветра. В лицо Нику мягко ударил холодный воздушный клубок.
Море вскипело под кормовым свесом «Морской ведьмы»: Жюль врубил оба дизеля одновременно. Загудел натянутый до отказа буксирный канат, но ничего не сдвинулось, не изменилось — если не считать, что на них продолжала стремительно надвигаться серая стена.
Но тут, издав унылый, обреченный звон, челюсти гидрозамка дрогнули и разошлись в стороны. Гондола степенно выскользнула из чрева «Золотого рассвета» — и, едва резервуар оказался на свободе, корпус танкера, державшийся до этого благодаря плавучести и жесткости обшивки резервуара, начал обрушиваться сам в себя.
Трап, где стоял Ник, принялся скручиваться и заваливаться набок. Николас уцепился за поручень и застыл в благоговейном ужасе: у него на глазах разыгрывался финальный акт трагедии «Золотого рассвета».
Вся главная палуба, превратившаяся сейчас в подобие выпотрошенного трупа, начала шарнирно складываться вдоль ослабленного миделя, напоминая гигантские щипцы для орехов — в чьих губках был зажат последний, правый, кормовой резервуар. Орешек размером с Шартрский собор, с жидким ядрышком и скорлупкой толщиной в ладонь.