Она не поднимала шума из-за того, что ее называли “малышка” вместо “мэм".- Были времена, и это был один из них, когда они были не капитаном и сержантом, а мужчиной и женщиной в машине, путешествующими по чужой стране, в которой не действовали никакие старые правила.

- Спасибо, - сказал Данниган, беря сигарету. “Вы правы, вы знаете . . . обо всем этом крушении вещей. Мне это надоело. Просто мне хочется вернуться на свою ферму.”

Они быстро проехали через Франкфурт и выехали на автобан, ведущий в Мюнхен. На этот раз они не остановились на ночлег, а продолжали двигаться, по очереди садясь за руль, пока другой спал.

С первыми лучами солнца они прибыли в Дахау.

•••

Они почувствовали запах лагеря еще до того, как увидели его, густой, приторный запах, который сначала стал тошнотворным, а затем почти всепоглощающим: вонь сырых сточных вод, смешанная с гниением мириадов непогребенных тел. Это был аромат уничтожения человечества.

Шафрану пришлось замедлить джип до шага, когда они приблизились к воротам лагеря.. Впереди них по одной стороне дороги медленно шла длинная очередь немецких гражданских лиц в сопровождении американских солдат. Только подойдя поближе, они поняли, что гражданских ведут мимо трупов, целой шеренгой, на некоторых видны следы смертельных ран, черепа наполовину снесены, но большинство мертво без всякой видимой причины. Но когда она снова взглянула на трупы, то увидела лишь кожу и кости, одетые в полосатые лохмотья.

- Янки заставляют их стать свидетелями того, чем был их благословенный Рейх, - сказал Данниган.

“Но ведь это не так, правда?- Сказала Шафран, потому что почти каждая пара глаз, как мужчин, так и женщин, была твердо устремлена вперед, не в силах противостоять правде того, что было сделано от их имени.

Шафран вошла в Дахау и заставила себя посмотреть, хотя шок от увиденного был так велик, что она изо всех сил пыталась осмыслить происходящее. Ее впечатления распадались на разрозненные образы, как случайные картинки, втиснутые в разрушенную стену галереи.