- ‘Джамбо, - весело сказал Плейстер, ведя Шафран в гостиную, где она заметила Вангари и Бенджамина, сидящих бок о бок на диване. - А вот и наш последний гость.

Судя по тому, как говорили Плейстеры, Шафран присоединилась к ним за чаем в загородном доме викария. Тем не менее, африканец средних лет в клетчатой рубашке и кожаной куртке, который поднялся на ноги, чтобы поприветствовать ее, рассматривался большинством белых кенийцев как опасная угроза обществу.

- Мистер Кеньятта, - сказала Шафран, узнав ведущего чернокожего политика колонии.

Она была застигнута врасплох. Она понятия не имела, что Джомо Кеньятта был тем человеком, с которым Вангари хотела ее познакомить, и что он был из тех мужчин, которые носят кожаную куртку, когда не участвуют в общественных мероприятиях, тем более что кто-то назвал бы его "Джамбо".

- Приятно познакомиться, - сказала она, пожимая ему руку.

- ‘С удовольствием,’ ответил Кеньятта. - Я не сторонник захвата земель белыми поселенцами. Но я признаю усилия, которые ваш отец приложил в интересах работников своего поместья. Он проявляет к ним большой почет и уважение. Хотел бы я, чтобы таких, как он, было больше.

- Он будет рад это услышать, - сказала Шафран, садясь на стул, стоявший в конце дивана. Кеньятта сел напротив нее.

- ‘Ваш отец, похоже, истинный христианин, миссис Кортни Меербах, - сказал Плейстер. - Все дети Божьи равны в Его глазах. Как только кто-то признает это, тогда просто неприемлемо, действительно невозможно проводить дискриминацию по признаку расы".

- Боюсь, что религия не играет большой роли в мышлении моего отца, преподобный, - ответила Шафран. - Он бы сказал, что вел себя практично и по-деловому. Его точка зрения проста. Африка обретет свободу, как это сделала Индия. Поэтому в интересах всех, не в последнюю очередь для таких семей, как наша, позволить этому процессу произойти мирным путем. Последнее, чего мы хотим, - это насильственная революция. Слишком многое поставлено на карту.

Капеллан с доброй улыбкой протянул Шафран бокал шерри, который обещал ей. Но его глаза были обескураживающе острыми.