Всякая дипломатия прекратилась, когда в день святого Михаила в город триумфально въехал Бернат из Готии. Маркграфа сопровождали полтысячи пеших солдат и сотня всадников.
Из окна графского дворца Бернат, раздуваясь от самодовольства, обратился к жителям Коронованного города. Он обвинил в разрушении Ла-Эскерды сарацин и сообщил, что на Барселону собирается напасть сильное войско. Он, как маркграф, намерен защищать свои владения с Божьей помощью и с помощью других графств Марки; поэтому он требует повиновения и помощи от Жироны и Уржеля. Голоса барселонцев слились в единый гул. Они присоединятся к войску маркграфа: все понимали, что речь идет не об очередном набеге. На сей раз их город может быть разрушен навсегда.
Бернат принял овацию с таким видом, как будто уже одержал победу. Он не видел никакой выгоды в продолжении перемирия и вообще в переговорах. Войска Берната разместили в городе, и для их содержания маркграф реквизировал скот из домовых загонов и опустошил большие кувшины с зерном, зарытые возле графского дворца. Это был запас на всю зиму, и теперь, даже если христиане победят, горожанам грозил голод.
За пять дней до праздника святого Дионисия Ареопагита поднялся влажный ветер, и Бернат из Готии приказал развести огонь в камине тронного зала. Он, скучая, выслушивал тактические рассуждения своих советников.
Фродоин не смог удержаться.
–
– Не гоняйтесь за призраками, епископ. Настоящие вожди остались в прошлом, – с досадой отмахнулся Бернат. – Вам лучше моего известно, что после смерти отца, Мусы Великого, кордовский эмир мечтает отделаться от Бану Каси. Эта семья стала слишком могущественной, а по своему духу они мятежники. Знать в Льейде не осмеливается занять чью-либо сторону, и помощи Муса не получит. Им движет гнев, а гнев всегда плохой советчик.
Епископ давно подозревал, что гибель Малика была удобным поводом для начала войны. Столкновение входило в планы Берната, уверился Фродоин, вот только он до сих пор не понимал, зачем графу это понадобилось.
– Возможно, ваши сведения ненадежны и сил у Мусы больше.
– Ну, хватит! Вы человек Божий, так предоставьте войну солдатам. Я приказал графам Саломо Уржельскому и Отгеру Жиронскому присоединиться к моим войскам. Первый даст восемьдесят всадников и двести вооруженных пехотинцев; второй – около полусотни верхом и еще двести пеших солдат. Мы их растопчем!
– Отгер Жиронский слишком стар, чтобы сражаться.
Это замечание разозлило Берната, но он ничего не ответил и обратился к своему виконту: