Наступил семнадцатый день третьего месяца девятнадцатого года Канъэй, первая годовщина смерти бывшего господина. Храм Мёгэ еще не был построен рядом с усыпальницей, но в Зале Коё-ин находилась мемориальная табличка Тадатоси с его буддийским именем Мёгэ-ин-дэн, а настоятелем в нем служил монах по имени Кёсюдза. За несколько дней до годовщины из храма Дайтоку, что в Мурасакино, Киото, прибыл настоятель Тэнъю. В честь первой годовщины должны были пройти пышные церемонии: целый месяц в замке Кумамото шли приготовления.

Наконец означенный день настал. Было тепло и ясно, рядом с усыпальницей пышно цвели вишни. Вокруг Коё-ин поставили ширму. Ее охраняли воины. Мицухиса вошел в зал и лично зажег свет сначала перед поминальной табличкой покойного отца, а затем перед табличками каждого из девятнадцати человек. Потом были допущены родственники. Им подарили церемониальные одежды с гербом клана Хосокава: нагакамисимо для тех, кто имел ранг всадника и выше, и хангамисимо для тех, кто имел ранг пехотинца. Низшие же рангом получили денежные подарки за службу покойному господину.

Церемония прошла спокойно, за исключением одного странного случая. Когда Абэ Гонбэ подошел к мемориальной табличке Тадатоси, он тоже зажег свечу, но, завершив поклонение, вдруг достал кинжал, отрезал пучок волос у себя на макушке и положил их перед табличкой. Ошеломленные таким необычным поведением Абэ, самураи, присутствовавшие на церемонии, поначалу не знали, что делать. Лишь потом, когда Гонбэ со спокойным достоинством отошел на несколько шагов, один из них пришел в себя и подбежал к Гонбэ с криком: «Господин Абэ, подождите!» К нему присоединились еще двое. Они отвели Гонбэ в другую комнату.

Гонбэ объяснил: «Вы, должно быть, подумали, что я сошел с ума, но это не так. Мой отец Яитиэмон безупречно служил всю свою жизнь. Вот почему он удостоился чести быть помещенным в ряду других знатных людей, хотя он покончил с собой без разрешения нашего господина. Его заслуги позволили мне, всего лишь его родственнику, зажечь свечу перед табличкой нашего покойного господина впереди многих других людей. Тем не менее власти считают, что я не способен служить клану так же хорошо, как мой отец. Они разделили земли моего отца и распределили их между братьями. Мое существование стало бессмысленным для нашего покойного господина, для нашего нынешнего господина, для моего покойного отца, для моих родственников и друзей. Я долго думал об этом. Сегодня, когда подошел мой черед зажечь свечу перед табличкой нашего покойного господина, со мной что-то произошло, и я решил пренебречь статусом самурая. Я жажду быть наказанным за отсутствие должного почтения, но я не сошел с ума».