Ночью он проснулся, прошёл в кухню. В доме напротив горело единственное окно. Сергеев открыл холодильник, взял из белой эмалированной коробки холодное яблоко, подумал: научились хранить. Яблоко было сочным и вкусным. Потом он ещё просыпался. А утром почувствовал, что нижняя часть лба до бровей нависает непривычной тяжестью, и каждый вздох отдаётся чувствительной болью в голове.

И вот теперь, выбираясь из машины, он тряхнул головой и опять почувствовал тупую отдачу, словно голова его была наполнена тяжёлой жидкостью, отзывающейся при толчках.

– Нужно отлежаться, – подумал Сергей Павлович. – Вот закончим испытания. Да, что кривить душой, запустим, тогда и отдохнём. Хотя по возвращению дел будет не меньше, а, пожалуй, и побольше. Подожмёт накопившееся за время отсутствия.

Треугольник отдела 25 уже собрался в приёмной зама Главного, и его секретарь, управляясь с одиннадцатью телефонами, стоящими на специальном столике возле её большого стола, успевала улыбаться присутствующим, говоря, что зам Главного освободится вот-вот.

Кроме треугольника отдела: уверенного в себе профорга, парторга и Петра Фёдоровича Невмывако от администрации, в приёмной был Иркин, да начальник отдела кадров, который вёл себя непринуждённо, рассказывая, как было в войну, а затем сказал, что лично его событие это не удивило и его следовало ожидать.

– Отдел молодой и творится чёрт что.

– Это ещё почему? – спросил Иркин.

– Могу перечислить по пальцам.

– Пожалуйста.

– Пожар в отделе был? Не выключили прибор.

– Ввели дежурство, – сказал Иркин.

– Я факты только. Был?

– Был.

– Опоздания были?

– В этом квартале одно.

– Радчук разбился.

– Авария на транспорте.

– Белавкин выпадал из окна.

– Это не на производстве.