Кафе встретило его перепуганными глазами официантов и поваров, жавшихся к стенам. На полу возле столика у окна, за колонной, раскрашенной под мрамор, закрытая с головой белоснежной скатертью с проступившим с левой стороны багровым пятном, лежала Ирэн. Рядом валялся револьвер. Николя, все еще надеясь на чудо, опустился на колени и медленно отогнул край скатерти… Лицо Ирэн с закрытыми глазами было красиво и спокойно, словно перед смертью она наконец смогла получить ответ на свой самый главный вопрос.

– Она умерла сразу. Выстрелила себе прямо в сердце, – донесся до него голос мсье Поля. – Я закрыл ей глаза… – будто оправдываясь, добавил он.

Из-под края скатерти выглядывала сжатая в кулак рука. Николя осторожно разжал пальцы. Старинный перстень в виде книги, еще хранивший остатки живого тепла, скатился ему на ладонь.

«Я еще не дочитала. Правда, осталась всего одна страница. Дочитаю – расскажу. Совсем скоро. Обещаю», – зазвучали в ушах слова, сказанные Ирэн утром. Сегодня утром…

Наклонился к лицу и почувствовал знакомый тонкий аромат, будто последний парижский вечер на прощание опрокинул на нее флакон русских духов. Или – духов? Кто разберется в этих русских ударениях…

– Почему?! – в полной тишине спросил Николя, оглядывая присутствующих мертвым взглядом. – Почему?!

– Я тут ни при чем! Отпустите меня! Слышите, не толкайте! Меня это не касается!

Суета и возня за спиной заставили Николя повернуть голову.

– Это официант, который обслуживал графиню, – хмуро пояснил Пьер, легонько подталкивая в спину упирающегося молодого человека. – Подойди, расскажи графу, что видел.

Николя с трудом поднялся с колен, тяжело опустился на плетеный стул и поднял глаза на официанта.

– Что видел, что видел… – недовольно пробормотал тот. – Видел, что и все… Ну, вошла мадам графиня в кафе. Села за этот столик, – указал рукой. – Я, мсье, сразу подошел! – пояснил торопливо, будто оправдываясь. – Придвинула пепельницу. Не эту. Другую… – проследил взгляд Николя. – Я два раза менял. Два раза! – показал на пальцах. – В той, что перед вами, последняя папироска, которую выкурила мадам.

Николя посмотрел на окурок со следами губной помады, раздавленный так безжалостно, будто курившая женщина хотела затушить свою боль об дно пепельницы.

– Заказала бокал красного вина, – продолжил рассказ официант. – Я, как обычно, предложил мадам свежую газету на русском языке. Графиня здесь всегда их читала. Она отказалась, а потом согласилась. Сначала спокойно читала, а потом вдруг начала смеяться. Да-да, смеяться! – повторил недоуменно. – О, как она смеялась, мсье! Как смеялась! Я давно не слышал такого смеха. Даже наш повар, – указал на высокого худощавого мужчину в белом колпаке, – услышав смех, выглянул из кухни… У нее были такие глаза, мсье! Полные слез… от смеха… Потом мадам вышла, извините, в туалетную комнату. Потом вернулась. Положила перед собой газету, выкурила папиросу, допила вино, рассчиталась по счету, чаевые дала такие щедрые, – закатил глаза к потолку, – снова развернула газету, будто прикрылась ею… И вдруг… этот ужасный выстрел… все его слышали, – официант обвел рукой присутствующих, – даже вот этот мсье, – указал на Пьера. – Он-то первый и подбежал к графине и потом скатертью ее прикрыл. Так что я здесь ни при чем, мсье. Совсем ни при чем.