— Не прикасайтесь к письмам, сеньор! — закричал дрожавший от страха капитан, но Филипп не обратил внимания на его слова и стал брать по одному письму.

— Это письмо нашего второго рулевого к жене, которая проживает в Амстердаме на Водяном молу.

— Водяного мола давно уже нет, приятель, — отвечал Филипп. — На том месте теперь большая верфь!

— Невероятно! — удивился незнакомец. — А это письмо от нашего старшего боцмана к его отцу, который имеет свой домик у Старого рынка.

— Дома у Старого рынка давно уже снесены, и на их месте построена церковь!

— Невероятно! — повторил посыльный. — Тогда вот мое письмо к любимой девушке Кетсер. Внутри там деньги, ей на новую брошь!

Филипп покачал головой.

— Я вспоминаю, — сказал он, — что лет тридцать назад хоронили одну молодую девушку с таким именем!

— Невероятно! — повторил моряк еще раз. — Я покинул свою пташку, когда она была молодой и цветущей. Видимо, и это письмо нельзя передать? Оно предназначается торговому дому «Клуиц», которому принадлежит наше судно.

— Такого торгового дома больше не существует, — отвечал Филипп. — Но я слышал, что много лет назад такая компания существовала.

— Вы насмехаетесь надо мной! — воскликнул моряк. — А что же тогда должно стать с письмом моего капитана к его сыну?

— Дайте его сюда! Дайте его сюда! — воскликнул Филипп.

Он хотел было уже сорвать печать, но в это время Шрифтен вырвал письмо из его рук и выбросил за борт.

— Это подлая выходка старого корабельного боцмана! — воскликнул моряк в холщовом кителе.

Шрифтен промолчал. Он быстро собрал все письма, которые Филипп разложил на фальшборте, и они тоже полетели за борт вслед за первым.

Моряк заплакал и направился к борту.

— Это очень жестоко! Это не по-дружески! — произнес он, спускаясь в шлюпку. — Но придет время, когда вы тоже пожелаете передать о себе весточку своим родным!

Через несколько минут снова послышались удары весел о воду, и шлюпка стала удаляться от «Сеньоры до Монте».

— Святой Антоний! — воскликнул капитан. — Что же мне делать? Я изумлен и напуган! Эй, юнга! Ну-ка принеси мне бутылочку рома!

Юнга спустился вниз, но поскольку у него на душе было так же отвратительно, как и у капитана, то он сам сделал приличный глоток, прежде чем отнести бутылку на палубу. В две минуты капитан осушил бутылку до последней капли и спросил: