Светлый фон

Казалось, вечер тянулся дольше недели. Ганнон устал ждать. Он провел целую вечность, молясь богам, прося их помощи в том, чтобы Гай помог ему и Квинту освободить Суниатона. Все больше разочаровываясь молчанием, которым были встречены все его просьбы, юноша попытался уснуть. Не везет ему, совсем. Он слегка взбодрился, когда в помещение вошли конюх и еще двое рабов. Несмотря на всю его тревогу, время все-таки не стояло на месте. Прикинувшись спящим, Ганнон слышал, как они забрались наверх по деревянной лестнице на чердак конюшни, где хранилось сено для лошадей. Судя по заплетающимся языкам, они были пьяны. Масляный светильник погас почти сразу же, и вскоре конюшню огласил дружный храп. Спустя, казалось, еще одну вечность Ганнон встал и на ощупь дошел до кухонной двери. Квинт сказал ждать там.

Когда дверь неожиданно открылась внутрь, Ганнон даже испугался.

— Кто здесь? — нервно прошептал он.

— Плутон, собственной персоной, чтобы забрать тебя, — пробормотал Квинт. — А ты что думал?

Ганнон поежился. Само упоминание имени римского бога подземного мира выглядело как плохое предзнаменование. Он снова помолился Эшмуну, прося о защите.

Следом за Квинтом появился Гай, в его руке был небольшой светильник с закрытыми створками. Оба были одеты в темные плащи.

— Что мы будем делать? — спросил Ганнон, не в силах больше терпеть.

— Выходим, — сказал Гай и повел их к воротам конюшни. Аккуратно снял засов и тихо положил на пол. Отворил ворота. Их обдало холодным воздухом. Гай тихо вышел наружу и огляделся.

— Никого! — прошептал он мгновение спустя.

Квинт вытолкнул наружу Ганнона и вышел сам, а затем закрыл за собой ворота.

— Ладно, Гай. Ты, наконец, расскажешь нам, что задумал? — спросил он.

Ганнон почувствовал, как его внутренности стянуло узлом.

— Конечно, — тихо ответил Гай. — Но сначала кое-что скажу твоему рабу.

— Он больше не раб, — прошипел Квинт. — Я его освободил.

— Я и ты знаем, что это может продлиться не больше, чем останется воды в дырявом ведре.

Квинт ничего не ответил.

У Ганнона перехватило дыхание. Гай явно был из другого теста, не то что Квинт. Карфагенянину хотелось сбежать, но это означало бы разрушить последнюю возможность освободить друга. Скрипя зубами, он ждал.

— Сначала я обалдел, Квинт, узнав, что ты сделал, — прошептал Гай. — Конечно, ничего тебе не сказал. Ты мой старый друг. Но ты зашел слишком далеко, попросив меня помочь освободить другого раба. Этого я сделать не мог.

— Гай, я… — начал Квинт. Его лица не было видно, но по голосу было понятно, насколько ему неловко.