— Да что ты заладил! Говорю же, это был Давай.

— Вы не могли его видеть, — мягко сказал Вико. — Мы думали, он сбежал, но, оказывается, его арестовали.

— Вот как? — Бахрам почесал бороду. — И, выходит, отпустили? Иначе как он здесь очутился?

Вико остановился.

— То был не он, патрон. Давай мертв. Это его собирались казнить на майдане. Власти объявили имя осужденного — Хо Лао-кин. Помните, так назвался Давай. После бучи его отвезли на место казней. И там удавили.

Часть третья Комиссар Линь

Часть третья

Комиссар Линь

13

13

4 января 1839!!

Такого, милая Пагли, еще не бывало, чтобы я начал письмо в одном году, а закончил в следующем! Но что ж тут поделаешь, если движение на реке замерло полностью? Однако нынче утром прошел слух, будто скоро запрет снимут, и я, вспомнив о своем недописанном письме, достал эти страницы из ящика стола, где они покоились с 12 декабря.

Перечитав последний абзац, я решил сохранить оборванное предложение: как недоеденные блюда на столах Помпеи говорят о неожиданном извержении Везувия, так и этот маленький фрагмент свидетельствует о внезапности бунта, в тот день разразившегося в Кантоне.

Поскольку новостям не требуются лодки, ты, конечно, узнала о тех событиях, даже не получив моего письма. Я не стану обременять тебя рассказом о них, только вложу в конверт вырезку с репортажем мистера Слейда, опубликованным в «Кантонском дневнике». Скажу лишь, что все это происходило на моих глазах, и я чрезвычайно благодарен судьбе, усадившей меня в моей комнате. Тем самым я избежал телесных повреждений (в отличие от горемык на майдане) и, располагая отменным наблюдательным пунктом, соблазна приблизиться к месту действия.

Для тебя не секрет, милая Паглизелла, что твой бедный Дрозд не рожден героем, а посему ты не удивишься, узнав, что я не тронулся с места, покуда не восстановился порядок. Ближе к вечеру Задиг-бей сказал, что британский суперинтендант капитан Эллиотт прибыл в Кантон и собирается выступить перед обитателями Города чужаков. Получив заверения, что моей персоне ничто не угрожает, я решил сопровождать Задиг-бея на митинг, который намечался в английской фактории, расположенной напротив моего отеля на другом краю майдана.

К тому времени в анклаве воцарился покой, повсюду стояли постовые, а вот зевак и лотошников было не видно. Однако недавняя смута оставила свои следы: на земле сверкало битое стекло, поломанные изгороди валялись, точно ветки деревьев, покореженных бурей; на воротах факторий виднелись глубокие вмятины, и казалось чудом, что их створки еще держатся в петлях.