Когда мы уже уходим, я завожу мотор, а она – вот, в дверях, опять смотрит. Одинокая. Вероятно, не знает, что с таким взглядом недолго ей ходить одинокой. Жму на стартер резковато – меня что-то раздражает, – и на пути к сварщику прихожу в себя не сразу.

Тот на месте – старик за шестьдесят или за семьдесят, глядит на меня с презрением: совсем не то, что официантка. Я объясняю ситуацию с кожухом, и через некоторое время он произносит:

– Я не собираюсь снимать его за вас. Снимайте сами.

Я слушаюсь, показываю ему кожух, и он говорит:

– Весь в смазке.

На заднем дворе под каштаном отыскиваю палку, соскабливаю смазку в мусорную бочку. Издали старик произносит:

– Там в кастрюльке есть растворитель.

Вижу плоскую кастрюльку и стираю остаток смазки какими-то листьями и растворителем.

Когда я показываю, что получилось, он кивает, медленно подходит и выставляет регуляторы газовой горелки. Осматривает насадку, выбирает другую. Совсем не спешит. Берет стальной присадочный пруток, и я не понимаю – он что, собирается варить такой тонкий металл? Я никогда не варю листовой металл, я его паяю латунью. Пытаясь приварить, только прожигаешь дырки, потом надо латать их большими кляксами.

– Вы разве не будете его паять? – спрашиваю я.

– Нет, – отвечает он. Разговорчивый мужик.

Он зажигает горелку, выводит крохотное голубое пламя, а потом – это трудно описать – прямо танцует горелкой и прутком в разных ритмах над тонкой поверхностью металла. И все начинает сиять ровным желто-оранжевым; он опускает горелку и пруток именно в тот миг, когда нужно, и быстро убирает. Никаких дырок. Шов едва виден.

– Красота, – не выдерживаю я.

– Один доллар, – отвечает он, даже не улыбнувшись. И в его взгляде я ловлю чудной вопрос. Думает, не запросил ли слишком? Нет, что-то другое… одиночество – такое же, как у официантки. Вероятно, думает, что я иронизирую. Кто еще способен сейчас оценить такую работу?

Укладываемся и выписываемся из мотеля почти вовремя – и скоро уже углубляемся в прибрежные мамонтовые леса на пути из Орегона в Калифорнию. Движение такое сильное, что нет времени даже оглядеться. Становится холодно и серо, и мы съезжаем на обочину надеть свитера и куртки. Все равно холодно, где-то около пятидесяти, и нам в голову лезут зимние мысли.

Одинокие люди в том городке. Я замечал это и в супермаркете, и в прачечной, и когда мы уезжали из мотеля. Туристские прицепы среди секвой, набитые одинокими пенсионерами: едут поглазеть на океан, свернули поглазеть на деревья. Ее, эту просительность, ловишь с первого же взгляда на новое лицо – и она тут же пропадает.