– И он плывет на «Титанике»?

– Да, месье.

– И вы уверены, что этот камень имеет большую ценность?

– Нет, месье. Его ценность нельзя назвать большой. Ведь он в мире такой всего один. Поэтому он бесценен.

В целом, думал Тоусон, одеваясь, гибель «Титаника» оказалась не столь уж большой бедой для него лично. Конечно, погибли люди, но он сам остался в живых, а в последние минуты, когда смерть уже смотрела ему в лицо, курьер сунул руку в жилетный карман и достал «Матрешку».

Тоусон аккуратно завязал галстук. Сегодня он снова придет на слушания и должен выглядеть респектабельно, но при этом не привлекать внимания. Возможно, он допустил ошибку, постоянно спрашивая у констебля о горничных. Больше он этого делать не будет.

Тоусон сомневался, что кто-нибудь сможет отыскать его в этом медвежьем углу Лондона, но такая жизнь ему уже опротивела. Он не мог выживать на играх с грошовыми ставками в мелких лондонских пабах. Ничего, вскоре все изменится. Его единственным утешением было то, что невежественная горничная наверняка не знает истинную цену украденного ею камня. Понадобится специалист, чтобы понять, что скрывает его изъян. Горничная, возможно, попытается продать украденное, и Тоусону нужно найти ее до того, как камень попадет в руки какого-нибудь мелкого ювелира, который отправит его на резку и огранку.

В дверь постучала домохозяйка. Ее лондонский акцент резал американцу ухо.

– Ваш завтрак, мистер Ротерхайт. И вы просили принести газету.

Тоусон открыл дверь и наклонился, чтобы подобрать газету. Он прочитал заголовок об офицерах «Уайт стар», удирающих от судебных повесток. Мимоходом вспомнил офицера, который, несомненно, спас жизнь ему и всем остальным, кто провел ту ночь на днище перевернутой складной шлюпки. В сердце Тоусона было мало места для благодарности, но он считал, что Лайтоллер не заслуживал позора. Это был человек другой породы, который заставил Тоусона на какой-то миг устыдиться собственного поведения.

Он пробежал глазами ежедневную галиматью от Интеррогантума. Почему он не подписывается собственным именем? Наверное, ему стыдно писать такую чушь. Тоусон даже подумал отправить редактору анонимное письмо, предполагающее, что Интеррогантум – всего лишь дурак, лезущий не в свое дело. Каждый день этот тип плодил такое неимоверное количество слухов, что скоро станет невозможно найти среди них даже крупицу истины. Тоусон на минуту задумался. Возможно, в этом и заключалась его цель. Он пожал плечами. Ему было нечего сказать, и он не имел ни малейшего желания выступать на слушаниях.