– Жаль, что «Таймс» не напечатает статью, которую пишет твой приятель-журналист. Ты чертовски славно потрудился, найдя уязвимое место в броне «Уайт стар», но я не могу позволить тебе рассказать об этом миру.

Салливан изучал обоих мужчин – одинакового роста, с одинаковой военной выправкой, карие глаза Гарри буравили спокойный серые глаза Бигема.

– Что за чертовщина тут происходит? – обернулся австралиец к Шеклтону.

– Будь я проклят, если хоть что-то понимаю, – тихо ответил Шеклтон. – Но, думаю, нам лучше в это не лезть.

– Это почему же, черт возьми? – спросил Салливан.

– Потому что это не наш бой.

– Я сам кидал уголь, – сказал Салливан. – Не говорите мне, что пожара не было.

Бигем оторвал взгляд от Гарри и обернулся к Салливану.

– Я верю вам, мистер Салливан, – сказал он. – Я верю, что в бункерах был пожар, и я верю, что «Уайт стар» не должна была получить в Саутгемптоне свидетельство о годности к плаванию. Но в газетах ничего не будет. – Он задумался, а потом пренебрежительно улыбнулся. – Вернее, не так. Пожар станет предметом безответственных измышлений Интеррогантума, направленных на то, чтобы втянуть читателя в сеть заговоров и догадок, где правду легко будет обесценить.

Салливан не решился встать. Он понимал: если окажется на расстоянии вытянутой руки от Бигема, то не сможет удержаться от того, чтобы превратить офицера в отбивную. Как тот смеет препятствовать распространению правды?

Салливан отставил стакан в сторону, и на него снова нахлынула волна воспоминаний.

По мере того как нос «Титаника» погружался в воду, корма задиралась все выше и выше, пока не поднялась вертикально, демонстрируя массивный руль и винты. Отчаявшиеся пассажиры из последних сил карабкались по круто наклонившейся палубе, пока не облепили кормовой поручень, как рой пчел ветку дерева. Но, в отличие от пчел, у этих людей не было крыльев, поэтому они то по одному, то группами срывались вниз и, словно гнилые плоды, падали в воду. Падая, они кричали, пока жгучий холод Атлантики не сковывал их легкие и они не замолкали навсегда.

По мере того как нос «Титаника» погружался в воду, корма задиралась все выше и выше, пока не поднялась вертикально, демонстрируя массивный руль и винты. Отчаявшиеся пассажиры из последних сил карабкались по круто наклонившейся палубе, пока не облепили кормовой поручень, как рой пчел ветку дерева. Но, в отличие от пчел, у этих людей не было крыльев, поэтому они то по одному, то группами срывались вниз и, словно гнилые плоды, падали в воду. Падая, они кричали, пока жгучий холод Атлантики не сковывал их легкие и они не замолкали навсегда.