У ворот на северной стене своего старого дома Бен-Гур остановился. Воск, использованный римскими солдатами в качестве печатей, был все еще отчетливо виден, а наискосок створок была прибита доска с надписью:

«СОБСТВЕННОСТЬ ИМПЕРАТОРА».

«СОБСТВЕННОСТЬ ИМПЕРАТОРА».

Ни один человек не вошел и не вышел из ворот этого дома с того самого ужасного дня, когда Бен-Гур был разлучен с семьей. Не постучать ли ему в ворота, как во время оно? Это было бесполезно, он знал, но не мог устоять перед искушением. Амра могла бы услышать его стук и выглянуть в одно из окон. Взяв в руки камень, он поднялся на широкую каменную ступеньку и постучал три раза. Ответом ему было только гулкое эхо. Выждав несколько минут, он сделал еще одну попытку, на этот раз громче, чем в первый раз; потом снова, каждый раз делая паузу и прислушиваясь. Но царившая в доме тишина словно насмехалась над ним. Отступив на улицу, он всмотрелся в окна, но в них не было и признака жизни. Парапет, которым была обнесена плоская крыша, четко вырисовывался на фоне еще слегка светлого неба; если бы кто-нибудь был там, Бен-Гур обязательно увидел бы его. Но никакого движения, однако, не наблюдалось.

От северной стороны дома он перешел к западной, где было четыре окна, в которые он долго и внимательно всматривался без какого-либо успеха. Временами сердце его замирало от тщетной надежды, иногда его начинала бить дрожь от обуревавших его чувств. Но Амры нигде не было видно – даже в образе бесплотного духа.

Отчаявшись вызвать ее, он обогнул дом и приблизился к его южному фасаду. Здешние ворота тоже были опечатаны и несли на себе такую же надпись. Мягкий свет августовской луны, поднявшейся над Масличной горой, высветил римские письмена на доске, прибитой к воротам. Он прочел их, и душа его наполнилась гневом. Но все, что он мог сделать, это сорвать доску со створок ворот и бросить ее в кювет. Затем он опустился на ступеньку и вознес молитву новому Царю, моля Его ускорить свой приход. Когда чувства его успокоились, усталость после долгой дороги под жарким солнцем взяла свое. Он прилег на ступеньку и в конце концов уснул.

Две женщины, спускавшиеся по этой же улице по направлению от Антониевой башни, приблизились ко дворцу Гуров. Они двигались с опаской, робкими шагами, часто останавливаясь, чтобы прислушаться. Подойдя к углу дворца, одна из них произнесла полушепотом, обращаясь к другой:

– Вот он, Тирца!

И Тирца, бросив быстрый взгляд на дом, схватила руку матери и беззвучно зарыдала, уткнувшись лицом ей в плечо.