Глава 4 Бен-Гур на пороге отчего дома
Глава 4
Бен-Гур на пороге отчего дома
Уже стемнело, когда, простившись у городских ворот со своим спутником, Бен-Гур свернул в узкий переулок, уходивший к югу. Лишь кое-кто из прохожих, встреченных им по дороге, приветствовал его. Неровная мостовая заставляла постоянно смотреть под ноги. Невысокие и темные дома, казалось, мрачно наблюдали за пришельцем. Двери были заперты, с крыш порой доносились женские голоса, поющие колыбельные детям. Одиночество в родном городе, ночь, неясность цели его стремлений – все нагоняло на Бен-Гура тоску. Все более и более грустнея, он приблизился к водоему, известному ныне как купальня Вифезда[135], в неподвижной воде которого отражалось раскинувшееся над городом небо. Взглянув вверх, он увидел северную стену Антониевой башни, черную мрачную громаду, вздымающуюся в сумеречное серо-стальное небо.
Башня возносилась так высоко, казалась такой громадной, такой незыблемо покоящейся на своем основании, что он задумался о ее мощи. Если там была заживо погребена его мать, что он сможет сделать для нее? Голыми руками, разумеется, ничего. Целая армия могла бы ломиться в ворота, обстреливая их из баллисты и колотя тараном, под веселый смех защитников башни. Одна юго-восточная площадка для баллист казалась сравнимой по размерам с целым холмом. Глядя на нее, он невольно подумал – Господь, последняя надежда слабых, порой слишком медлит применить свою силу!
Исполненный сомнений и дурных предчувствий, он свернул на улицу, начинающуюся от входа в башню, и медленно побрел по ней на запад.
Бен-Гур знал, что неподалеку от Вифезды был когда-то караван-сарай, и намеревался там остановиться на все время своего пребывания в городе; но сейчас он не мог преодолеть искушения взглянуть на свой родной дом. Сердце властно вело его в ту сторону.
Древнее традиционное приветствие, которое донеслось до него от кучки случайных гуляк, прозвучало для его слуха сладостной песней. В этот момент высокие облака на восточном небосклоне осветились последними лучами заходящего солнца, и в их серебристом свете стали видны здания на западе, ранее неразличимые – в основном высокие башни на Сионском холме, которые, казалось, плыли в воздухе над невидимой землей.
Он решительно направил шаги к отчему дому.
Некоторые из тех, кто читает эти строки, уже готовы предугадать его чувства. Для этих читателей родной дом в их юные годы был оазисом счастья, вне зависимости от того, сколь давно это было, – именно от этого дома всегда начинали разматываться их воспоминания; этот райский уголок они покидали в слезах, уходя во взрослую жизнь, и в него они хотели бы вернуться, если это было бы возможно, снова став малыми детьми; обитель смеха и пения; с которой не могли сравниться любой или даже все их триумфы в последующей жизни.