Почти у подножия склона находился склеп, который уже не единожды привлекал внимание Амры своим широким входом. Рядом с этим входом был привален к склону большой обтесанный камень. Ближе к полудню лучи высоко поднявшегося солнца должны были залить внутренность склепа жаром, поэтому там вряд ли могло обитать что-либо живое, кроме разве что одичавших собак, забегавших отдохнуть туда, к подножию Геенны, после своих трудов на городских свалках. Однако именно оттуда, к величайшему удивлению терпеливой египтянки, появились две женские фигуры, одна из которых то ли поддерживала, то ли вела другую. У обеих развевались по воздуху длинные белые космы волос; обе выглядели старухами; они осматривались по сторонам, словно все здесь было им в новинку. Смотрящей на них египтянке показалось, что их пугает окружающая толпа несчастных, частью которой они сами являются. Какая-то подспудная догадка заставила сердце ее забиться чаще и во все глаза смотреть только на них.

Две женщины какое-то время постояли у приваленного к склону камня, затем, очень медленно и явно испытывая боль от передвижения, двинулись вперед, к источнику. Сердитые голоса потребовали остановиться; они, однако, продолжали свое движение. Носильщик воды подобрал с земли несколько голышей и приготовился отогнать их камнями. Собравшиеся у источника люди стали проклинать несчастных. Со склона холма послышались крики: «Нечисты, нечисты!»

«Воистину, – подумала Амра, глядя на две ковыляющие женские фигурки, – они еще не знают, как должны вести себя прокаженные».

Она поднялась с камня, на котором сидела, и двинулась навстречу бредущим фигурам, не забыв прихватить кувшин и корзину. Тревога у источника тут же сошла на нет.

– Что за дура, – сказала со смехом одна из женщин у водоема, – что за дура отдает хорошую еду этим живым трупам!

– И только подумать, в какую даль она пришла, – подхватила другая. – Я бы дожидалась их у городских ворот.

Но Амра продолжала свой путь. Если бы ей было дано ошибиться! Сердце старой преданной служанки подступало к горлу. Но чем дальше она шла, тем все больше преисполнялась сомнений и смущения. За четыре или пять ярдов от того места, где они остановились, поджидая ее, остановилась и Амра.

Неужели это ее хозяйка, которую она так любила! чьи руки она так часто благодарно целовала! чей величавый образ хозяйки дома она так преданно лелеяла в своей памяти! И неужели это ее Тирца, выросшая на ее руках! чьи детские болячки она пестовала, с которой играла в ее детские игры! та самая веселая, нежная, всегда что-то напевающая Тирца, звонкий колокольчик целого дома, грядущее утешение в ее старости! Ее хозяйка, ее любимая Тирца – неужели это они? Открывшееся женщине зрелище повергло ее душу в уныние.