Взоры всех собравшихся были направлены на Назаретянина. Похоже, вид его страданий тронул многих в толпе; Бен-Гур, во всяком случае, ощутил некую происшедшую в его чувствах перемену. Ощущение чего-то лучшего, чем самое лучшее в его жизни, – чего-то настолько лучшего, что давало слабому человеку силы превозмочь страдания духа и тела; что-то такое, что делало смерть желанной, – возможно, предчувствие другой жизни, более чистой, чем эта, – жизни духа, столь скоро воспринятой Балтазаром, начало зарождаться в его сознании все яснее и яснее, рождая понимание того, что миссия Назаретянина состояла в том, чтобы провести всех любящих Его сквозь преграды, туда, где Он основал свое царство. Тогда он услышал, или ему показалось, что он услышал, слова, словно родившиеся в воздухе или возникшие из почти забытого, произнесенные Назаретянином:

«Я есть Воскресение и Жизнь».

И слова эти звучали снова и снова, проникая в его сознание, освещая его светом и наполняя его своим новым значением. И как человек повторяет вопрос, чтобы понять его значение, Бен-Гур спросил, глядя на человека на холме, увенчанного терновым венцом: «Кто Воскресение? И кто Жизнь?»

«Я есть», – прозвучал в его мозгу ответ, словно произнесенный Тем, стоящим на холме, – прозвучал именно для него, потому что в этот миг он испытал чувство умиротворения, какого никогда еще не знал, – умиротворения, которое положило конец всем сомнениям и загадкам, стало началом веры, любви и ясного понимания.

И опять из этого призрачного состояния Бен-Гура вывел стук молотков. Всмотревшись, он увидел на вершине холма тех, кого раньше не замечал, – нескольких солдат и рабочих, возящихся с крестами. В земле уже были выкопаны глубокие ямы для установки крестов, и теперь рабочие приколачивали поперечины.

– Попросите их поспешить, – сказал первосвященник, обращаясь к центуриону. – Этот, – и он указал рукой на Назаретянина, – должен умереть до захода солнца и быть погребен, чтобы не осквернилась земля. Таков закон.

Один из солдат подошел к Назаретянину и с лучшими побуждениями предложил ему выпить что-то, но Тот, покачав головой, отверг протянутую Ему чашу. Тогда другой солдат снял с Его груди доску с надписью, которую рабочий тут же прибил к вершине креста – и все приготовления к казни были закончены.

– Кресты готовы, – доложил центурион первосвященнику, который кивнул головой и ответил:

– Богохульник будет первым. Сын Божий должен быть способен спасти себя. Посмотрим, так ли это.

Люди, которые могли видеть все этапы приготовления к казни и которые до этого оглашали пространство вокруг нетерпеливыми криками, на какое-то время затихли. Тишина эта, распространясь от первых рядов, вскоре охватила всю толпу. Наступал самый страшный момент – казнимые должны были быть пригвождены к крестам. Когда солдаты, назначенные для этого, подошли к Назаретянину, то самые жестокие из зрителей испытали благоговейный ужас. Уже после казни находились люди, рассказывавшие, что в этот момент порыв холодного воздуха заставил их задрожать.