Юлия отвела голову и посмотрела ему в глаза глубоко-глубоко.

— Катон… мой Катон. Любимый мой.

Поцеловались они лишь наспех: к ним уже спешили люди. Катон, встав, поднял и поставил Юлию на ноги.

— Доставь дочь посланника в ее резиденцию, — велел он одному из солдат. — И пусть кто-нибудь там обработает ей ожоги.

— Слушаю.

Дюжий иллириец подхватил Юлию как тростинку, она и пикнуть не успела. В то время как солдат шагал к выходу со двора, Юлия через его плечо одними губами еще раз произнесла заветное слово, от которого у Катона и без пожара стало жарко в груди. Вот они скрылись из виду, и он оглядел двор, оценивая обстановку. Место, отведенное для больных и раненых, полыхало зловещим багровым огнем — Аид, ни дать ни взять — от главного здания до самых стен цитадели. Однако раненых отнесли на безопасное расстояние, и их уже выносили за пределы двора санитары и ауксилиарии. Катон стоял, прикидывая, насколько опасен пожар. С одной стороны его распространение преграждал свод арки, а на другом конце естественным препятствием служила крепостная стена. Так что куда ни шло. Он все еще стоял на месте, когда во двор вбежал солдат из другой центурии. Завидев Катона, он бегом припустил через двор для доклада.

— Господин префект! Вы срочно нужны!

Катон, подобравшись, взрычал:

— А ну, встать, как подобает перед командиром!

— Слушаю, господин префект! — мгновенно отреагировал тот, вытягиваясь в стойке и глядя Катону через плечо. — Прошу простить, но центурион Парменион вместе с приветом передает, что ему в помощь срочно нужны все возможные в наличии люди.

— Что стряслось?

— Прямое попадание в зернохранилище, господин префект. Несколько выстрелов легли рядом. Полыхает так, что удержу нет.

Глава 26

Глава 26

Наутро воздух был тяжел от прелого, горьковато-едкого запаха гари. Макрон ткнул калигой одну из все еще тлеющих корзин с почерневшим, частично обугленным зерном, от которого при ударе отшелушивалась корочка спекшейся золы. Напротив конюшен дымились пожженные остовы хлебных закромов. Где-то среди ночи у повстанцев вышел запас снарядов, и у защитников появилась возможность вплотную заняться тушением многочисленных пожаров, что заняло время до самого рассвета. До сих пор тлел непотушенный угол царских покоев, куда через высокое окно влетел шальной снаряд и поджег гобелены опочивальни. Правитель на время тушения был вынужден спешно ретироваться в свой зал приемов, куда теперь никого не пускали телохранители из греческих наемников.

В блеклом свете близящегося утра пелена дыма висела над цитаделью подобно савану, сумрачность которого усугублялась облаками от потушенного огня; мириады дымчатых струй всходили над выгоревшими строениями.