— Так это надо было сразу сказать, мальчуган! — радостно отозвался матрос, широко раскрыв ему свои объятия.

— Ну, продолжайте, друг мой! — ласково сказал Андре, растроганный воспоминаниями о столь дорогих и близких ему лицах.

— Так вот, — продолжал матрос, — капитан Люкас, хитрый господин, так только, для вида, стал было возражать, но мы четверо уже взобрались на насыпь и гуськом потянулись с ружьями с взведенными курками и примкнутыми штыками. Стрелять было строжайше запрещено. Впереди всех шел лейтенант, за ним — Бик-эльзасец, за ним вы, месье Андре, а позади всех я.

Ночь была темная. Мы продвигались медленно и осторожно по снегу, который скрипел у нас под ногами. А эта скотина-эльзасец был еще к тому же в каких-то чоботах, и его слоновьи пятки с каждым шагом щелкали, как зубы у лошади, когда она жует овес.

«Скотина, — сказал ему лейтенант, — из-за тебя нас скоро обнаружат и всем расквасят физиономии!»

«Не беспокойтесь, лейтенант, я сейчас посмотрю, такой ли у них твердый живот, как их каски».

«Шшш!..»

Мы были уже близко. Нам было уже слышно, как пруссак топтался, кашлял, сопел. Он был не более как в двадцати пяти шагах от нас.

Настал решительный момент! Но нам не повезло! В тот момент, когда мы должны были его схватить, из французской траншеи раздался выстрел; пуля просвистела в ветвях тополя над головой часового.

«Вер-даа!» — крикнул часовой.

Но мы не отозвались, конечно, на его «Вер-даа», никто не шелохнулся, все четверо затаили дыхание.

Но неудача за неудачей! Вдруг лейтенант вспомнил, что со всех фортов нашей стороны должен открыться огонь ровно в десять часов. Нам едва только можно успеть вернуться. И в тот же момент с редутов Исси, Ванва, Монтружа, Бисетра, редута Ивре открыли огонь, да такой, что в аду чертям должно стать жарко. Бум, бум, бум! Снаряды со свистом летели над нами. Словом, мы возвращались несколько поспешнее, чем отправлялись.

В ста шагах, не доходя до траншеи, мы встречаем капитана Люкаса, который страшно обеспокоился за нас.

Словом, в этот раз мы не получили ружья Дрейса.

Я расчистил для вас хорошенькое местечко на снегу, подостлал плетень от какой-то изгороди, застлал старой овчиной и устроил вам с господином де Эссаром такую отличную постель, что вы проспали как убитые до утра, несмотря на грохот орудий.

— Так это ты? Бернар, денщик де Эссара?! — с нескрываемым волнением воскликнул глубоко растроганный всеми этими воспоминаниями Андре. — Ты, который всегда и повсюду сопровождал нас и ночью накрывал своей шинелью!.. Мой славный, добрый Бернар, как же я рад, что мне привелось опять увидеть тебя и пожать тебе руку!