— Говори, говори, пожалуйста, — как ни в чем не бывало снова обняла его Грациэлла. — Я только и делаю, что слушаю тебя. Хотя заранее знаю все, что ты скажешь.

— О, дьявол!

— Ну говори же, говори!

Он хлопнул себя по лбу:

— Я уже забыл, что хотел сказать.

— Вот видишь! Тебе и сказать нечего — ведь я права: ты втрескался в эту новенькую рыжую, хотя непонятно, что ты в ней нашел.

— Конечно же ты права! — оттолкнул девушку шофер. — Права, права, права! Разве может быть иначе? Но пойми своей глупой башкой: плевать я хотел на эту рыжую, пусть она будет хоть зеленой!

— Тогда скажи ей об этом, а не петляй вокруг нее, как мул на веревке, — потребовала Грациэлла. — Сейчас и скажи!

— Надо будет — и скажу! Но подчиняться твоим капризам не намерен: я — мужчина!

— И еще какой! — подтвердила она. — Тогда скажи, что любишь меня.

— Люблю, люблю, люблю, черт подери!

Грациэлла еще крепче обняла шофера, дотянулась до его подбородка, поцеловала. Мануэль сердито дернул плечом, пытаясь стряхнуть ее руки. Но она обняла еще крепче, примирительно проговорила:

— Все, все, больше не буду — ты меня почти успокоил. Хочешь баккарди?

— Нельзя, — неуверенно отозвался он. — Я на посту.

— Глоток рома не повредит революции. Полезно — для бдительности. — Она достала из-под стойки начатую бутылку.

— Разве что для бдительности, — согласился он и отхлебнул из горлышка.

Из темноты выплыл толстяк. Приблизился, остановился у стойки:

— Приятного аппетита! — Хозяйски прошел в кофейню, начал осматривать газовую печь. — Горелки в порядке, красавица?

— Что это ты, приятель, так рано? — с едва прикрытой угрозой спросил шофер.

— Много работы. — Толстяк подмигнул Грациэлле. — А тебе какая забота? Налей-ка чашечку, красавица! — Выпил мелкими глотками, облизал губы. — В порядке. — Бросил монетку в телефон-автомат: — Алло! Говорит Лоренцо от Виолетты... Маэстро в моем хозяйстве пока не появлялся... Понятно. — Повесил трубку. Снова подмигнул: — Будь здорова! До встречи!