— Ничем... — растерялась девушка. — Училась. Писала стихи.

Она сделала движение, будто бы отбрасывая прошлое в сторону.

— Нет, — поднял ладонь команданте. — И теперь пишите.

— В последнее время почему-то расхотелось.

Бланка отвернулась. Глянула в окно. Оказывается, уже ночь. Так бывает в горах: минуту назад еще светло — и вдруг сразу темень.

— Пишите стихи, — повторил он. — Надо писать. Сейчас самое время писать стихи.

От него пахло пылью, потом, сыромятной кожей ремней. Запах солдата. Она снова подумала: «Как я выгляжу?..»

Команданте встал, направился к двери. За ним встали молчаливые его спутники.

— До свидания! Значит, отец, увидимся в Гаване?

Они вышли. Мануэль сорвался следом. А старик приосанился, кивнул на дверь:

— Видала?.. Вот как! Соседи и не поверят. Ну ладно, что еще тебе накукарекать, внучка?..

Мануэль остановился у машины команданте. Смотрел, как он садится, захлопывает дверцу. Команданте протянул ему руку:

— Салуд! — Задержал ладонь, вгляделся в его лицо: — Мы знакомы, комбатьент?

— Да. Я воевал в твоих отрядах. Если я тебе понадоблюсь...

— Обязательно еще понадобишься. Салуд!..

Машины отъехали. Шофер подождал, пока рассеется в горах шум моторов, подошел к краю обрыва. Внизу шумел водопад, и даже в темени сверху видна была его белесая грива. Но противоположный берег был черен — не разглядеть ни пещер, ни холмиков могил...

Мануэль постоял, потом вернулся к «тонвагену». Включил фонарик, ударами каблуков стал опробовать скаты — не спустили ли.

Со склона к полю, осторожно раздвигая ветви, спустился мужчина. Услышав хруст сучьев, шофер обернулся. Мужчина спрыгнул на тропу. В лунном свете Мануэль разглядел на нем форму бойца Революционной армии. Лицо незнакомца заросло бородой.

— Буэнас ночес!