Картина «Руфина и лев» на самом деле была закончена, и после нее Олив не брала в руки кисть. Впервые она не испытывала никакого желания подойти к холсту, и ее это удручало – ощущение своей бесполезности и пугающая потеря уверенности в себе. Ей не хотелось связывать это напрямую с отсутствием интереса к ней со стороны Исаака – она стремилась работать независимо от него, исключительно за счет творческого порыва, – но против истины не попрешь. Она умоляла его показать новую картину Гарольду, но встретила отказ.

– У меня есть дела поважнее, – сказал он.

– Да ты просто ее передай. Мой отец ждет. Пегги Гуггенхайм ждет.

– Да хоть сам папа римский, – огрызнулся он.

У Олив появилось такое чувство, что «Руфина» заполоняет ее мозг. Власть картины над ней явилась отражением уже не только ее отношений с Исааком и Терезой, но и всей политической ситуации, разворачивавшейся вокруг. Страх ее закупоривал, и чтобы его изгнать, она и написала эту вещь. Теперь от нее надо было избавиться. После отказа Исаака забрать картину Олив предложила Терезе унести ее в буфетную, с глаз долой. Но та отказалась.

– Там слишком холодно, сеньорита. Это может ей повредить.

– Я все равно не могу рисовать.

– Tranquila, seсorita[73], – сказала Тереза. – Вдохновение уходит и приходит.

– Раньше оно не уходило. Что, если это конец? Несколько картин, и всё?

Как-то вечером, в начале октября, Шлоссы пригласили Исаака на ужин. За столом он лишнего слова не сказал, а позже Олив поймала его одного, вперившего взгляд в темноту сада. Она накрыла его руку, но он никак не отозвался, его рука лежала на поручне как неживая. Тогда она попробовала еще раз его умаслить, мол, лишние деньги республиканцам не помешают, а все, что нужно сделать, – это передать Гарольду «Руфину и льва».

– Советы пообещали нам оружие, – сказал он. – Мы можем потерять Малагу. Мы можем потерять Мадрид и половину Каталонии, но мы выиграем войну.

Она потянулась и поцеловала его в щеку.

– Ты такой смелый.

Ее поцелуй, кажется, прошел незамеченным. Он втоптал окурок каблуком, оставив на полу веранды черный след.

– Тереза считает, что мне надо уехать на север. Наш отец все чаще и чаще… открывает рот по поводу «левых». Я представляю силу, мешающую ему раскрыться, а он у нас с амбициями. Для амбициозных людей сейчас самое время.

– Он может с тобой расправиться, Иса?

– Сам он не станет мараться. Это уже в прошлом. Но кто-то другой может.

– Исаак, нет!