– Малагу опять бомбят. Олив, тебе лучше уехать. Вам всем лучше уехать.
– Но мы
– Представь, ты осталась и больше не берешь в руки кисть. А все потому, что хотела проявить смелость.
– Если я погибну, мне будет все равно. Кстати, после «Руфины» я не брала в руки кисть.
Он удивленно на нее посмотрел.
– Это правда?
– Да. Вот почему я тебя упрашиваю. Знаю, Иса, я эгоистка. – К горлу подступил комок, но она его подавила. – Без тебя я никто.
Он промолчал, и она отвернулась к чернеющему саду.
– Я тебе не нужен, Олив, – наконец промолвил он. – Тебе нужно просто взять в руки кисть. Почему ты так настаиваешь на нашем участии? Чтобы все свалить на нас, если дела пойдут не так, как надо?
– Ну что ты…
– Имей я хоть половину твоего таланта, я бы не заморачивался, любят меня или не любят.
У нее вырвался сухой смех.
– Вот и я так думала. Но сейчас я предпочитаю быть счастливой.
– Иметь возможность рисовать – вот что делает тебя счастливой. Уж настолько-то я тебя знаю. – Она улыбнулась. – Ты мне нравишься, Олив, – продолжал он. – Ты особенная. Но ты еще слишком молоденькая, чтобы строить с тобой далекие планы.
Она снова сглотнула комок в горле, на глаза навернулись слезы.
– Я не молоденькая. Почему… почему мы не можем строить далекие планы?
Он махнул рукой во тьму.
– Есть война, нет войны, ты все равно не собиралась здесь оставаться.
– Ты правда не понимаешь?