Катя объяснила:

— Сколь видела — ни птица, ни червяк ее не едять, можеть, оттого, что осенняя облепиха невкусна, горчить. Мороз прокалит — послаще ягода. Однако не взять ее птице зимой: крепка.

Распорядилась:

— Сруби две палки подлинней. Себе и мне. Покажу, как облепиху беруть.

Пока Россохатский ссекал и очищал от сучков елочки, Катя вымела со льда, под кустами, снег — и вернулась к началу чистой дорожки. Затем взяла у Андрея одну из палок и стала сбивать замерзшие, звеневшие, будто камешки, ягоды с кустов.

— Мороз, я поминала, сластит ягоду. Оттого и оставляют ее до крутых холодов, — говорила Кириллова, медленно продвигаясь вдоль зарослей. — Иные делають так: наломають или срежуть кусты в конце сентября, уложать их на жерди и ждуть зимы. Потом, как закуеть ягоду, ссыпають ветки на лед и обмолачивають. А мне жаль ломать, я всегда — как теперь.

Она работала споро, с обычным своим прилежанием, успевая сообщать, что готовят из облепихи у них, в Сибири, в Монголии и в иных пределах.

— Приправы али вина́ тут не сварить. А соку надавлю на все холода и чуток варенья сготовлю.

Андрей шел напротив Кати, сбивал облепиху палкой и думал о том, что жизнь безмерно сложна и умна и нежные ростки ее обладают чудовищной силой, которую почти невозможно убить. Все настоящее, жизнеспособное пробивается на поверхность, пьет влагу и лучи солнца и оставляет после себя потомство в свой срок.

Ему почему-то сделалось грустно, бог знает отчего, стало скучно и зябко.

Работали до вечера. Перед сумерками Россохатский отправился в зимовье за санями, а Катя стала веять ягоду на ветру. К приходу Андрея она управилась с этим и ссы́пала все, что собрали, в мешки.

Затем оба сложили груз в скачки́ и потащили к избе.

Хабара и Дин тоже только вернулись из леса. Артельщик запустил пальцы в мешок и, вытащив горсть ягод, довольно прищурился.

— Помозольтесь еще денек. Пока без вас управимся.

Наутро Андрей и Катя снова пошли к берегу и весь день сбивали и веяли облепиху.

Вечером, когда все поужинали, Гришка распорядился:

— Завтра — с нами, шишкарить станем.

Мефодий проворчал, зевая:

— Ягоды — вода, и только. Чё жилы рвать.

— Не ходи, — помрачнел Хабара. — Черта нянчи.