Хабара поймал медведя на мушку, чуть поднял ствол и спустил курок.

Звук выстрела круто ударил в горы, вернулся, отраженный, к людям, но шатун продолжал быстрый опасливый бег и вскоре скрылся из глаз.

Хоронили Мефодия утром, как только развиднелось. Неподалеку от зимовья раскопали снег, а все остальное поручили Дину. Китаец быстро и ровно исполнил несложный ритуал и, закидав могилу снегом, вернулся в избу.

Катя молчаливо готовила завтрак, Хабара и Россохатский чистили оружие, и никто не задал старику никаких вопросов. Никому не хотелось сознаваться, и никто не сказал бы об этом вслух, но все, кажется, почувствовали если не радость, то, во всяком случае, неясное облегчение от смерти этого человека. Он был не только дрянной, но и бесполезный член артели, злой, недалекий, торчавший у всех бельмом в глазу. И может, к лучшему, что сошел с их дороги.

Гришка, наконец, прислонил чистую винтовку к стене, прохрипел:

— Не попал я, стало быть, в шатуна. И все не попали.

— Все попади, — возразил Дин. — Я смотли след, везде кловь. Мишка далеко не уйди. Умли есть мишка.

— А-а, это добро… — равнодушно отозвался Хабара. — Можеть, поищем потом.

Он взглянул на Катю, проворчал:

— Нежданная смерть — человеку находка.

— Легче всех нечаянная смерть, — согласилась Кириллова. — Да и то сказать — плут первого разбора, прости господи. Ну вот, бежал от дыма, да и упал в огонь…

Андрей посмотрел на Катю и Хабару — и промолчал. То, что они говорили о Мефодии, было, пожалуй, бесстыдно — и все же — правда. Здесь каждый не свят, но Дикой был ненавистен всем, всё тщился на чужом горбу в рай въехать, одному себе счастье составить. И вот — промошенничал век, да так, плутом, на тот свет ушел.

Однако рассуждая так, Россохатский почувствовал уколы совести. Выходило, радовался тому, что Дикой, который хотел стать между ним и Катей, теперь мертв и неопасен. «Да изымется язык мой от гортани моея!».

Один Дин отнесся к гибели Дикого, казалось, равнодушно. Дождавшись, когда поспеет завтрак, он подставил женщине свою миску, аккуратно хлебал суп, заедая его крошечными кусочками лепешки.

Катя сказала Андрею:

— Пойдем, побродим по тайге… Еда в душу нейдеть…

Россохатский кивнул, и они вышли на свежий, уже пронизанный весной воздух и молча зашагали к Шумаку.

ГЛАВА 18-я СЛЕДЫ НА ГРАНИЦЕ

ГЛАВА 18-я