— Ах, опять ты за свое! Не добрести нам туда.

— На юг?

— Да.

— А на восток что?

— Шимки́, Кырен, Тунка́. А там и Иркутск.

— Тропы на Модонкуль знаешь?

— Откуда ж? Да и хребты ломать надо. У меня на то сил нет.

— Там, за рубежом, дороги есть?

Катя отвернулась и промолчала.

— Есть или нет?

— На Косогол тракт. А можеть, и не тракт — полевка.

— Косогол — озеро?

— Да. Большое.

— Вспоминаю. Оно на всех картах есть. Ну, что ж — идем.

— Куда ж грестись? По долинам мы бы на Монды спустились, на Кырен. А ежели к границе, через хребты — зверья тропа нужна. Без нее только вертеться станем, вроде волчка.

— Вот и давай искать ее, тропу жизни.

Он тотчас понял, что фраза получилась глупая, фальшивая, хотя все в ней было по существу правильно, и, чтобы зачеркнуть душевную неловкость, невесело рассмеялся.

— Ты о чем?

— Да так, ни о чем. Земля вертится, и мы с ней заодно.

До самого вечера шли вдоль Шумака. Все тропы змеились по реке или уходили через броды в гольцы, на север.