— Слушай меня хорошо, старик, — сказал он, привалившись спиной к скале и не выпуская карабина из рук. — Русский нашел Золотую Чашу. Глупо идти к водопаду теперь. Офицер и девчонка станут искать Хабару. Когда им надоест — отправимся на Шумак. Тогда — все наше.
Подумал немного, добавил:
— Подозрения упадут на тебя, потерпи. Я дам тебе сигнал уходить — рев изюбря. Тогда бросай избу, спеши на Шумак. Больше ты не вернешься к русским. Все понял?
— Я хорошо пойми, господина.
Лю поправил понягу на спине и, не оборачиваясь, зашагал по тропинке.
Вскоре Дин, смотревший с ненавистью на фигуру молодого китайца, горбившегося под грузом, потерял его из вида.
* * *
Когда старик увидел, что Гришка Хабара жив, он испугался. Надо было как можно скорее выяснить, успел ли что-нибудь сообщить артельщик.
Однако Катя и Андрей мрачно поглядывали на Дина и не отвечали на вопросы.
Но подозрения, кажется, быстро рассеялись. Вскоре после похорон в зимовье торопливо вошел возбужденный Россохатский и сказал, что слышал далекий и всё же вполне отчетливый выстрел.
Все немедля вышли из избы. Но в тайге ничего, кроме пения птиц и шелеста ветра, нельзя было различить.
— Нет, стреляли, — повторил Андрей, и глаза его сузились. — Били на западе, у Шумака.
— Я говоли — где-то близко — плохая люди. Шибко плохая люди, Катя! — воскликнул Дин, и в его словах мелькнула обида. Ведь он знал: офицер и девчонка все-таки подозревали в убийстве его, Дина. А он так много хорошего сделал для них!
Андрей угрюмо вслушивался и вглядывался в тайгу. Даже Катя чувствовала острое беспокойство: смерть таилась рядом. Видно, надо уходить от этого опасного места, быстро выбираться к границе или подаваться к людям.
Вечером Кириллова, ходившая на реку за водой, вернулась к мужчинам расстроенная. Глядя на Андрея широко открытыми глазами, сказала, чуть не плача:
— В гольцах, за рекой, реветь изюбрь. Тут проклятая земля. Давайте скорей уходить!
Андрей не понял, в чем дело, спросил:
— Ну и что ж с того, что ревет? На то и тайга…
— А-а!.. — раздраженно махнула рукой Кириллова. — Бык поеть для коровы в сентябре, а теперь июнь. Какой же изюбрь?
Китаец, услышав эти слова, явно забеспокоился. Он приблизился к Кате, взял ее за рукав, быстро забормотал: