Поют, конечно, и стихи читают, но в основном по праздникам, когда агитбригады и артисты приезжают. А вот так, чтобы сесть кружком и петь... очень редко случается, глядя в пол, угрюмо отвечаю "переводчику". На голодное нутро не до песен.
Ты представляешь, Генрих, как скучно в Ленинграде живут их солдаты! на родном языке обращается к молчаливо сидящему офицеру "красноносый герр. доктор".
А когда редко случается, что поют? повторяя мои слова, не отстаёт "переводчик". Давай, вспоминай или ты не в части ПВО служил, а совсем из другого места...
Никак нет, я с самого начала... в зенитной артиллерии. А из песен наши пели... после слова "наши" понимаю, что надо сказать иначе - какие они мне свои, если давно решил уйти к немцам. На мгновенье прерываюсь и отвечаю уже с поправкой на сегодняшний день: В батарее красноармейцы пели "Вальс", "Синий платочек". Один умелец подобрал на гитаре музыку к песне "В землянке". Получилось душевно.
Первые две знаю, "В землянке" не слышал. Новая песня? спрашивает "переводчик".
В начале весны текст печатала "Комсомолка", отвечаю, потом поправляюсь: Извините, в газете "Комсомольская Правда". Правда, батальонный комиссар Спиридонов сказал, что текст "хромает" и кое-где надо переделать слова. Бойцам же эта песня глянулась.
Спеть сможешь? из уст "переводчика" звучит неожиданная просьба.
Извините, господин переводчик, но петь у меня плохо получается, с пением у меня всегда не складывалось, поэтому пытаюсь выкрутиться по-другому: Могу сказать слова.
Говори. Только помедленнее, я запишу слова, разрешает этот непростой любитель русских песен.
Я начинаю вспоминать слова песни и медленно произношу текст песни:
"Бьётся в тесной печурке огонь,
На поленьях смола, как слеза
И поёт мне в землянке гармонь
Про улыбку твою и глаза..."
Действительно, новая песня... и за душу цепляет, после моих слов соглашается "переводчик"...
Эти двое явно не простых мужиков, одетых в цивильные костюмы, ещё больше часа крутили меня на разные темы. В основном их интересовало, где я служил, чем занимался, какие объекты охраняла наша часть ПВО.
Напоследок "красноносый" задаёт мне ещё один вопрос:
Расскажите о своём членстве в КИМе?
Я был удивлён, потому что ранее на допросах мне никто не задал вопроса о партийности, хотя ответ на эту тему был многократно прокручен в голове и был давно наготове:
В коммунистическом Интернационале Молодёжи я вынужден был состоять с 15 лет, принят в 1932 году. Кто бы меня в техникум принял, если бы не было этого чёртового билета. В армии точно попал бы служить в какую-нибудь строительную часть. В 1940 году, после своего ареста и незаконного содержания под стражей, был исключён на общем собрании Членов Комитета Комсомола Техникума. Правда, после того как в моём деле разобралась специальная комиссия, и я был отпущен из следственного изолятора, восстанавливаться в техникуме я не стал и в КИМе тоже, - опустив глаза в пол, отвечаю "красносому шнобелю".